inosmi.by

Венесуэльская революция вдохновила рабочих, крестьян и молодежь по всей Латинской Америке и по всему миру. За последнее десятилетие революционные массы совершили чудеса. Но венесуэльская революция еще не завершена. И она не может быть завершена, пока не экспроприирует олигархию и национализирует землю, банки и ключевые отрасли промышленности, которые остаются в частных руках. Почти за десять лет эта задача не была выполнена, и это представляет угрозу будущему революции.

Венесуэльская олигархия яростно противостоит Революции. За ее спиной стоит машина американского империализма. Рано или поздно венесуэльская революция встанет перед альтернативой: или-или. И так же, как кубинская революция оказалась способна экспроприировать помещиков и капиталистов, венесуэльская революция найдет необходимое решение следовать тем же путем. Это – единственно возможный путь.

Сегодня Боливарианская революция стоит на распутье. Настал критический момент, когда пора принимать решения, которые окажут решающее действие на судьбу Революции. Сейчас решает именно роль руководства. Но здесь мы находим самую большую слабость. Можно, не боясь противоречий, заявить, что, если бы в Венесуэле имелась подлинная марксистская партия, укорененная в рабочем классе – социалистическая революция была бы давно завершена. Но такой партии не существует, точней – существует в зародыше. Это – часть проблемы.

Вопрос руководства

После всей болтовни о «социализме», фундаментальные задачи социалистической революции так и не были выполнены. Причину следует искать на верхах. Уго Чавес показал себя бесстрашным антиимпериалистом и последовательным демократом. Но храбрости для победы недостаточно. Необходимо также иметь правильную стратегию и тактику. И то, что справедливо для обычных войн, верно и для войны классовой.

Реформисты и сталинисты уверяют, что условия для социалистической революции в Венесуэле «еще не готовы». На самом деле это не так. Условия для победоносной социалистической революции в Венесуэле сегодня бесконечно более благоприятны, чем они были в России 1917 года. Напомним, что царская Россия была крайне отсталой полуфеодальной страной с ничтожной долей рабочего класса – не более десяти миллионов из 150-миллионного населения. Не забудем также, что в феврале 1917 г. большевистская партия имела по всей России только 8 000 членов. Сравните это с пятью миллионами членов ЕСПВ, и различие немедленно станет очевидно.

Баланс классовых сил в Венесуэле в тысячу раз лучше чем тот, что имели большевики в 1917 г. Но это не исчерпывает вопроса. Большую армию отважных бойцов может победить гораздо меньшая, но лучше организованная и возглавляемая опытными командирами. Такое случалось не раз и не два! В революциях, как и войнах, в конечном счете, решают качества руководства.

Под руководством Ленина и Троцкого большевистская партия в кратчайший период завоевала решающее большинство рабочих и солдат и направила их на захват власти. Они сделали это на основе ясных марксистских идей и методов, объединявших идейную твердость с тактической гибкостью, что помогло перетянуть массы на сторону революции.

Существование такой партии и вождей в Венесуэле несомненно очень облегчило бы задачу социалистической революции. Но такой партии не существует, и массы не могут ждать, пока мы создадим ее. Сектанты и формалисты неспособны понять, как массы развивают сознание и движутся к изменению общества. Для таких людей вопрос решается просто: провозгласить революционную партию, и дело в шляпе. Неважно, сколько там человек – двое или два миллиона. Но массы не понимают маленькие революционные группы и проходят мимо них, даже не замечая.

Революционные группочки не могут управлять революцией как дирижер оркестром. Революция имеет свою жизнь и логику, не соответствующую формалистическим схемам сектантов. Природа не терпит пустоты. При отсутствии твердого пролетарского руководства, вооруженного научными идеями марксизма, инициатива оказалась в руках Боливарианского движения.

Оно объединяет миллионы рядовых рабочих, крестьян и революционной молодежи, которая со всей энергией борется за фундаментальное изменение общества — за социализм. Они отождествляют свои стремления с личностью Уго Чавеса, основателя и бесспорного лидера Боливарианского движения. Естественно! Массы всегда лояльны к организациям и лидерам, которые пробудили их к политической жизни, дали организованное выражение их устремлениям и выразили их в слове.

Сила и слабость боливарианства

Это бесспорный успех Боливарианского движения. Его сильная сторона — то, что оно укоренилось в массах — среди миллионов венесуэльских рабочих, крестьян и бедняков, которые доселе были безгласны, а теперь имеют голос. В подъеме этих миллионов и предоставлении им голоса и надежды, Боливарианское движение сыграло очень прогрессивную роль. Но наряду с сильными сторонами, оно имеет и много слабостей.

Главная слабость боливарианства в том, что у него нет ясной, решительной программы, политики и стратегии для выполнения народных ожиданий. Учитывая происхождение Движения, это неудивительно. Оно было продуктом не выработанной программы, а мощных, но неопределенных стремлений к национальной и социальной справедливости. Поначалу это не было проблемой. Это полностью соответствовало психологии масс, которые только начинали пробуждать к политической жизни. Как только массы уяснили возможность бороться за перемены, они нетерпеливо приступили к ним. Это создало непреодолимый импульс, который продолжился в течение десятилетия, потрясая основы общества и политики в Венесуэле и за ее пределами.

Диалектика развития, однако, вела к тому, что первоначальный источник силы в какой-то момент обернулся своей противоположностью. В отсутствии научной программы и ясной идеологии, Движение оказалось под давлением противоречивых классовых сил, столкнувшихся в его рядах и особенно в верхушке. Это породило ситуацию нестабильности, с постоянными затруднениями и колебаниями. Эти противоречия, являющиеся в основе классовыми, отражены в политическом развитии такого человека как Чавес.

Роль Чавеса

Ни один беспристрастный наблюдатель не сможет отрицать, что за прошедшее десятилетие Уго Чавес прошел поразительный путь. Начав с революционно-демократической программы, он неоднократно вступал в конфликт с венесуэльскими землевладельцами, банкирами и капиталистами, с церковной иерархией и американским империализмом. Во всех этих конфликтах он находил поддержку в массах рабочих, крестьян и бедняков, составляющих подлинную движущую силу Боливарианской революции, ее единственную реальную основу.

Наконец – что чрезвычайно важно – он пришел к социализму. Хотя природа этого социализма столь же неопределенна как и остальная часть боливарианской идеологии, рабочие наполняют ее собственным классовым содержанием. Они захватывают предприятия и вводят на них рабочий контроль. Крестьяне стремятся захватить большие имения и осуществить аграрную революцию снизу.

Фундаментальная сила Уго Чавеса – не в ясности его идей, но в том, что он выразил глубинные чаяния народных масс. Любой, кто присутствовал на массовом митинге в Каракасе, мог ощущать поистине электрическую реакцию, возникающую между президентом и массами. Они подпитывают друг друга. Массы видят свои стремления, отраженные в речах президента, а президент движется влево на основе реакции масс и в свою очередь дает свежий импульс этим стремлениям.

Эта «революционная химия» понятна для буржуазии, стремящейся разорвать связь между Чавесом и массами. Они планировали убить президента, полагая, что его гибель вызовет повлечет раскол и крах Боливарианского движения. Они организовали заговор в верхних слоях Движения, чтобы заменить его „более умеренным“ кандидатом (то есть более подвластным давлению буржуазии). Главная цель противодействия конституционному референдуму состояла не в „предотвращении диктатуры“ (ни одно из условий реформы невозможно истолковать в этом смысле), а в том, чтобы предотвратить новое переизбрание Чавеса. Это открыло бы шлюзы заговора, который известен как „Чавизм без Чавеса“.

Известно, что контрреволюционная бюрократия приняла меры по изоляции Чавеса от масс, создавая железное кольцо вокруг президентского дворца «Мирафлорес». Угроза убийства реальна и оправдывает строгие меры безопасности. Но ее можно также использовать как предлог для функционеров, чтобы отфильтровывать нежелательных визитеров по политическим основаниям. Посредством этого давление масс и левого крыла уменьшается, а буржуа и реформистов – растет.

Почему провалился референдум

Вновь и вновь массы, выказывая безошибочный революционный инстинкт, одерживали победу над силами контрреволюции. Этот факт порождал опасную иллюзию среди верхушки, да и самого народа, что Революция – это своего рода триумфальный марш, автоматически сметающий все препоны. Вместо научной идеологии и последовательной революционной политики, умами вождей завладел известный революционный фатализм: все к лучшему в этом лучшем из боливарианских миров. Независимо от ошибок руководства, массы будут всегда реагировать, контрреволюция будет терпеть поражения, а Революция одерживать победы.

Увенчанием этого революционного фатализма стала идея, будто у Боливарианской революции есть «все время мира», и социализм рано или поздно неизбежно настанет, даже спустя сто-сто пятьдесят лет. Нелепо, что Хайнц Дитрих и другие представляют эту идею (точней сказать, предрассудок) как „новую и оригинальную“. На самом деле она происходит из мусорного ящика дискредитированного либерализма XIX века. Когда буржуазия еще играла прогрессивную роль в развитии производительных сил, она так же свято верила в неизбежность прогресса – что сегодня лучше чем вчера, а завтра будет лучше чем сегодня.

Эту идею (ныне отброшенную буржуазией и ее философами-«постмодернистами») позднее переняли реформистские вожди Второго Интернационала в период капиталистического подъема до 1914 г. Социал-реформисты утверждали, что нужды в революции больше нет; социал-демократия изменит общество медленно, постепенно, мирно, пока однажды в один прекрасный день не настанет социализм. „Эпоха войн и революций“ вмиг истребила эти реформистские иллюзии. И все же теперь они вновь извлекаются из мусорного ящика истории, отряхиваются от пыли и представляются как самое последнее слово „реалистического“ социализма XXI века.

Отсюда неизбежно следует вывод, что Боливарианская революция должна ограничиться узкими рамками буржуазных законов и конституций. Любопытно, что венесуэльская буржуазия демонстрирует полное безразличие к любым законам и конституциям. Она участвует в экономическом саботаже и постоянных заговорах, бойкотирует выборы и учиняет беспорядки на улицах; она устроила государственный переворот против демократически избранного правительства (сорванный вышедшим на улицы народом) и не постесняется убить президента ради создания кровавой диктатуры в духе Пиночета.

Все это известно и не нуждается в объяснениях. Защищая свои классовые интересы, буржуазия безразлично отбрасывает в сторону любые покровы «законности». Трудящиеся же, как ожидается, должны свято блюсти каждую точку и запятую в существующем законодательстве и повиноваться „правилам игры“, как будто это шахматная партия или футбольный матч. К сожалению, классовая борьба – не игра. У нее нет ни правил, ни судьи. Единственное правило – то, что в итоге один класс должен победить, а другой проиграть. И, как говорили римляне, „Горе побежденным!“

Сначала эти методы, казалось, работали. В течение почти десяти лет массы лояльно посещали избирательные участки, отдавая голоса Чавесу, Боливарианской революции и социализму. Поистине удивительно, что в такой лихорадке массы смогли так долго сохранить активность. Беспрецедентное положение – революционная ситуация могла продлиться в течение десяти лет, не находя выхода ни в победоносной революции, ни в контрреволюции.

Массы голосовали за фундаментальные перемены условий жизни. Это было предельно ясно продемонстрировано на выборах президента в декабре 2006 года, когда они отдали больше голосов, чем кому-либо в истории Венесуэлы. Это было мандатом для перемен. Но хотя были приняты некоторые прогрессивные меры, включая национализации, темп перемен также не спешил удовлетворять требования и стремления масс.

Президент вполне мог бы внести в Национальную Ассамблею законопроект о национализации земли, банков и ключевых отраслей промышленности под контролем и управлением рабочих. Это сломило бы власть венесуэльской олигархии. Кроме того, это было бы сделано весьма демократическим парламентом, коль скоро при демократии суверенный народ избирает своих представителей. Пусть это обсуждают юристы. Люди ожидают от избранного ими правительства, что оно будет действовать в их интересах, и действовать решительно.

Вместо решающих действий против олигархии, которые вызвали бы энтузиазм и мобилизовали массы, им подарили еще один конституционный референдум. Но сколько нужно референдумов и выборов, чтобы выполнить то, чего хотят массы? Люди устали от множества выборов, множества голосов, множества пустословия о социализме, которые дарят им красивую картину, не отвечающую тому, что они видят каждый день.

Что видят массы? После почти десяти лет борьбы они видят, что те же самые богачи и власть имущие все еще владеют землей, банками, заводами, газетами и телевидением. Они видят коррупциях на всех уровнях власти – губернаторы, мэры, государственные и боливарианские функционеры, да и «Мирафлорес» тоже – те, кто носят красные рубашки и болтают о „социализме XXI века“, а на деле являются карьеристами и бюрократами, не имеющими ничего общего с социализмом или революцией.

Трудящиеся видят, что ничего не делается против коррумпированных чиновников, опустошающих их карманы и подрывающих революцию изнутри. Они видят, что ничего не делается против капиталистов, саботирующих экономику, отказываясь вложить капитал в производство и увеличивая цены. Они видят, что ничего не делается против заговорщиков, которые свергли президента в апреле 2002 года. Они видят землевладельцев, которые безнаказанно убивают крестьянских активистов. Они видят рост цен на рынках, и видят, что правительственные чиновники отрицают существование каких бы то ни было проблем. Они видят все это, и задаются вопросом: разве за это мы голосовали?

Пагубная роль реформизма

Пагубную роль во всем этом играют реформисты, сталинисты и бюрократы, захватившие ключевые посты в Боливарианском движении и стремящиеся поставить Революции подножку, парализовать ее изнутри и устранить все подлинно социалистические элементы. Эти элементы постоянно твердят Чавесу не идти слишком быстро, быть «более умеренным» и не касаться частной олигархической собственности.

С тех пор, как Чавес впервые поднял вопрос социализма в Венесуэле, реформисты и сталинисты сконцентрировали все силы на изменении социалистического направления Революции, утверждая, будто национализация земли, банков и отраслей промышленности была бы бедствием, будто массы не «созрели» для социализма, будто экспроприация олигархии отпугнет средний класс, и так далее. Самый последовательный защитник и „теоретик“ этой капитулянтской линии – Хайнц Дитрих.

Дитрих выступал против конституционного референдума. Можно спорить насчет содержания референдума или выбора времени. По нашему мнению, в его проведении вообще не было надобности. Что нужно было сделать – так это использовать избирательную победу, чтобы принять решительные меры против олигархии и контрреволюции. Но не в этом состояла позиция Дитриха и реформистов. Совсем наоборот! Они выступали против референдума, потому что они возражают против движения к социалистической трансформации общества. Они хотят остановить Революцию и обратить ее в реформу, чтобы понравиться контрреволюционной оппозиции и империалистам.

Накануне референдума Дитрих публично присоединился к отступнику Бадуэлю. Он потребовал, чтобы Чавес объединился с Бадуэлем: то есть чтобы революция объединилась с контрреволюцией. Такова была (да и есть) программа Дитриха и реформистов. Для них поражение на референдуме походило на манну небесную. Это позволило им усилить давление на президента: «Видите, к чему привело ваше упрямство? Надо было послушать нас! Мы реалисты. Мы понимаем вещи лучше чем вы! Не надо так торопиться. Вы должны оставить мысли о социализме и достигнуть компромисса с оппозицией и буржуазией, или мы пропали.»

Теперь узкое поражение на конституционном референдуме представляется как колебание к «центру» – то есть вправо – и как доказательство, что необходимо примириться со средним классом (точней, сдаться буржуазии). Вот линия, которую усердно торгуют вразнос Дитрих и реформисты. Если Чавес послушает их – а есть определенные признаки, что так и будет – Революция окажется под угрозой.

Эти советчики оказывают Боливарианской революции поистине медвежью услугу. Такие «друзья» заставляют припомнить старую пословицу: «Господи, убереги нас от друзей, а уж с врагами мы разберемся сами.»

Опасный шаг

По совету тех, кто хочет договориться с контрреволюцией, Чавес предоставил амнистию многим оппозиционным лидерам, связанным с военным переворотом апреля 2002 г. и локаутом нефтедобывающей промышленности, вызвавшим экономический убыток в более чем 10 млрд. долларов и почти поставившим Революцию на колени.

Напомним, что путчистский «декрет Кармона» распустил такие демократически избранные учреждения, как Верховный Суд и Национальное собрание. Теперь те, кто написал и подписал этот позорный документ, попадут под амнистию. Они будут свободны продолжать свою контрреволюционную деятельность.

Чавес заявил, что он надеялся, будто декрет об амнистии «станет посланием для страны, что мы можем жить вместе несмотря на наши разногласия.» Эта явная попытка ввести политику „национального согласия“ по известным рецептам Дитриха – очень опасный шаг. Если бы удачный переворот удался – как и случилось бы, не будь революционного движения масс – кто может надеяться, что контрреволюция проявила бы подобное благодушие? Они убили бы Чавеса и многих его сторонников, а затем легли бы спать с чистой совестью.

По логике реформистов, примирительное отношение вызовет диалог и заставит оппозицию принять более разумный подход. Совершенно беспочвенный аргумент! В прошлом Чавес уже пытался сделать это. Результаты были совершенно противоположны реформистским пророчествам. Это показали последствия переворота апреля 2002 г., когда президент предложил переговоры с оппозицией. И что же случилось? Не национальное согласие, а экономический саботаж. После этого Чавес вновь пытался вести переговоры. Единственным результатом стала новая попытка свергнуть правительство на референдуме.

Но возможно, оппозиция затвердила урок. Возможно, теперь она пожелает пойти на компромисс? Как контрреволюционная оппозиция отреагировала на декрет? Бросилась в объятия президента? Нет! Реакционная иерархия Католической церкви называет его «дискриминационным» и требует, распространить его на расстреливавших народ полицейских, а также других печально известных контрреволюционеров, наподобие 40-летнего лидера студенческой оппозиции Никсона Морено. Моника Фернандес, санкционировавшая в дни путча незаконный арест экс-министра внутренних дел Рамона Родригеса Чакина, теперь призывает, чтобы амнистию распространили на „политических эмигрантов“, типа Кармона Эстанга и Ортега.

Эти преступники, которые не выказали никакого раскаяния или готовности исправить содеянное, теперь будут свободны и дальше ставить препоны революции. Это вызвало законное негодование рядовых чавистов. Мануэль Родригес говорит, что президент не должен был подписывать декрет. «Где были наши права человека, когда они (оппозиция) парализовали страну?»
Источник