inosmi.by

От наемного рабочего и прибавочной стоимости к «креативному классу» и интеллектуальной ренте?

Эксплуатация творческой деятельности: специфика объекта, содержания и форм

С содержательной точки зрения в рамках категориального поля класси­ческого марксизма присвоение приба­вочной стоимости и эксплуатация на­емного работника вузком смысле слова (рассматриваемая лишь как отношения такого присвоения) также вступают в противоречие со всеми основными параметрами пространства и времени со-творчества, которые мы характери­зуем понятием «креатосфера»¹, вклю­чающим три слагаемых.

Первое — ресурсы творческой де­ятельности — все феномены куль­туры, включая результаты научной, образовательной, технической, ху­дожественной, социальной деятель­ности, которые можно определить как новую культурную ценность (при всех сложностях выделения новизны это — рабочее понятие креатологии). Если мы на время абстрагируемся от социально-экономической формы, в частности — частной собственности на информацию, то мы можем утверж­дать, что с «технологической» точки зрения они не ограничены. Поэтому креатосфера — это мир, качественно отличный от традиционно анализи­руемой экономистами материи, где ресурсы всегда ограничены с «техни­ческой» точки зрения. В этой поста­новке вопроса в принципе нет ничего особенно нового: то, что одно платье может носить только один человек, а правилом 2+2=4 может пользоваться каждый, то есть в потенции все, знали еще древние греки. Другое дело, что в этом случае присутствует иное огра­ничение. Если в мире ограниченных ресурсов потребности традиционно рассматриваются как безграничные, то в креатосфере именно потребно­сти ограничены (прежде всего спо­собностями: не у каждого есть жела­ние изучать тензорное исчисление и читать романы Толстого или Гессе).

Если же мы вернемся в реальный мир, где есть социально-экономические отношения — рынок, капитал, част­ная собственность, то здесь ситуа­ция станет иной. Безграничные по свое природе ресурсы креатосферы окажутся объектами частной собст­венности, что порождает целый ряд важных следствий, к которым мы, од­нако, обратимся ниже.

Второе слагаемое креатосферы — процесс творческой деятельности (всеобщего труда в терминологии К. Маркса) В советском критическом марксизме (и не только) эти идеи были существенно развиты М. Бах­тиным, Г. Батищевым, В. Библером, которыми, в частности, было по­казано, что творчество есть всегда со-творчество, диалог всех креато-ров. В этом смысле продукт деятель­ности ученого, художника, учителя всегда есть одновременно результат и (1) его индивидуальной деятель­ности, и (2) его диалога со всеми его учителями и коллегами, с авторами всех прочитанных им книг и услы­шанной им музыки, с природой, по­нимаемой в данном случае как эс­тетическая ценность, а не источник сырья и т. п. В силу этого количест­венно определить долю конкретно­го творческого работника в новом креативном продукте принципи­ально невозможно. Данный тезис будет играть важную роль в обосно­вании дальнейших выводов, и пото­му мы хотели бы акцентировать на этом внимание. И еще один важный акцент: субъектами творческой де­ятельности в современном мире яв­ляются не только лица свободных профессий, не только финансовая и менеджмент-«элита», но и все «рядо­вые», «массовые» креативные работ­ники — учителя, врачи, художники, ученые, инженеры, библиотекари, рекреаторы природы и общества...

Третье слагаемое креатосферы — это продукты творческой деятель­ности, которые с «технологической» точки зрения так же не ограничены, как и ее ресурсы. В результате с этой точки зрения в креатосфере стано­вится возможной «собственность каждого на все». (Этот тезис, ранее сформулированный В. Межуевым, недавно был воспроизведен на Запа­де М. Хардтом и С. Жижеком.) В мире креатосферы каждый в потенции есть собственник романов Толстого и формул Эйнштейна: собственная природа культурных ценностей не создает никаких границ для того, чтобы каждый мог их распредметить (но не потребить). В этом принци­пиальное отличие собственности каждого на все (всеобщей, общедо­ступной) от общественной (госу­дарственной и др.) собственности, доступ к которой всегда так или ина­че ограничен. Другое дело, что, как мы уже заметили выше, далеко не каждый обладает способностями к такому распредмечиванию (не гово­ря уже о социально-экономических ограничениях: начиная с платности образования и заканчивая платой за доступ к информации, что является типичным явлением в современной экономике); но это, повторим, — вопрос ограниченности потреб­ностей, а не результатов творческой деятельности. Последние так же, как и ее ресурсы, «технологически» не ограничены, хотя социально-эконо­мическая форма (например, частная собственность) может такое огра­ничение вносить, порождая проти­воречие между «технологической» безграничностью ресурсов и про­дуктов креативной деятельнос­ти, с одной стороны, и социально-экономиче скими ограничениями (частной собственностью) на них, с другой.

После этих предварительных заме­чаний мы можем перейти к вопросу об эксплуатации творческой деятель­ности. В данном случае исходным бу­дет некоторое ограничение поля на­шего исследования.

Во-первых, здесь мы рассматрива­ем только отношения эксплуатации наемного творческого труда капита­лом. Мы абстрагируемся от отноше­ний, в которых творцы

— выступают как «лица свободных профессий» (self-imployed) или чле­ны кооперативов, сотрудники госу­дарственных (public) клиник, школ, университетов или работники НПО;

— имеют (или, точнее, имели, по­скольку речь идет об отдаленном про­шлом) статус рабов (как, например, ле­гендарный Эзоп) или крепостных (как, например, многие российские актеры или художники в XVIII—XIX веках);

— творят (или, точнее, творили) в СССР как настоящие энтузиасты, за гроши или вообще бесплатно, рабо­тавшие на благо своей Советской Ро­дины, или создавали новые техноло­гии в сталинских «шарашках».

Предметом нашего анализа, по­вторим, являются все те субъекты творческой деятельности, которые работают по найму на капитали­стических предприятиях.

Исторически этот тип работников появился столетия назад, но массовым слоем творческие наемные работники стали только в последние десятилетия, когда профессии программистов и ис­следователей в частных корпорациях, преподавателей частных школ и уни­верситетов и т. п. превратились в массо­вые. Да и сегодня количественно боль­шую часть занятых в указанной сфере по-прежнему составляют индустриаль­ные наемные работники, и мы об этом специально писали выше. Однако осо­бенностью нынешней стадии позднего капитализма является их превращение в социальный слой, чья деятельность определяет лицо современного техни­ческого (и не только) прогресса. Кроме того, в условиях позднего капитализма отношения капитала и креативного на­емного труда имеют свою специфику,

0 которой скажем ниже. Далее мы спе­циально остановимся и на некоторых особенностях творцов, работающих в условиях рыночной экономики, но являющихся собственниками создава­емого ими продукта.

Во-вторых, для этой статьи ха­рактерен столь же высокий уровень абстракции, как и в третьем отделе

1 тома «Капитала» К. Маркса, где толь­ко вводится понятие прибавочной стоимости (естественно, речь идет не о качестве и фундированности иссле­дования, а о мере абстрагирования от многих факторов). Мы специально не ставим многие актуальные вопро­сы современных отношений найма и эксплуатации тех или иных видов креативных работников.

Таким образом, мы можем зафик­сировать исходный тезис: классиче­ская капиталистическая эксплуа­тация наемного труда в том виде, в каком она описана К. Марксом, пред­полагает, что (1) капитал приобрета­ет не труд, не человека, а только ра­бочую силу. Личность человека, его «бессмертная творческая душа» в ус­ловиях классического капитализма капиталу не продается: собственно человеческие функции труда, пре­жде всего целеполагание, осущест­вляет капиталист. Поэтому (2) имен­но последний (собственник средств производства) организует процесс производства и командует трудом (напомним: здесь мы абстрагируемся от наличия менеджеров и т. п.). Роль работника сводится к исполнению приказов капитала. Соответственно (3) результат этой деятельности есть продукт заданной капиталом (а не работником) кооперации, и его ка­чества предопределены капиталом; и если работник не может обеспечить создание данного результата, то его заменяют на другого. Наконец, (4) с точки зрения марксисткой теории феномен эксплуатации связан с тем, что в результате производительного процесса создается товар, стоимость которого превышает стоимость со­вокупной рабочей силы, затрачен­ной на его создание, и стоимость перенесенных на данный товар средств производства. Эта разница и является прибавочной стоимостью, результатом эксплуатации наемного работника, ибо вся вновь созданная стоимость с точки зрения марксизма создается трудом (кроме того, труд, в силу своего двойственного харак­тера, переносит стоимость средств производства на конечный товар).

Если же мы переходим к миру, ле­жащему «по ту сторону» собствен­но материального производства, то здесь результатом деятельности, как мы уже многократно отмечали, ока­зывается не товар, отчуждаемый и продаваемый на рынке, а собствен­но деятельностный процесс и само­развитие работника в этом процессе плюс культурная ценность. Эти ре­зультаты принципиально неотчужда­емы от работника: отчуждение может быть характерно лишь для матери­ального носителя этой культурной ценности.

Возникает противоречие: с одной стороны, содержание креативной де­ятельности делает ее эксплуатацию невозможной; с другой — налицо ка­питалистическая форма такой экс­плуатации. И хотя та же практика по­казывает, что во многих отношениях наемный креативный работник под­чинен капиталу в гораздо меньшей степени, чем «обычный», практика эксплуатации наемного креатив­ного труда корпорациями бросает вызов марксистской теории, дока­зывающей, что такая эксплуатация невозможна.

Каким же может быть ответ на этот вызов?

Это большая стаття по политической экономии, и целиком она лежит здесь