inosmi.by

ПРЕЗУМПЦИЯ СОЦИАЛИЗМА^[1]

 ...Желание человека получить землю и средства в свое владение, создать свою семейную ферму не противоречит социализму, товарищи. Такой хозяин будет действовать на земле, которая яв­ляется общенародной собственностью. Он бу­дет действовать в стране, где власть принадле­жит рабочим и крестьянам, трудящимся, и она будет определять нормативную базу взаимо­отношений. Так что он будет работать в инте­ресах социализма, а не против.

Михаил Горбачев. Речь на встрече с руководителями предприятий агропромышленного комплекса. 12 октября 1988 года^[2]

Наши экономисты, публицисты, писатели наговорили уже много предпослед­них слов. Последнего они не сказали, потому что у них имеется презумпция социализма, само собой разумеющегося.

Ближе всего к последнему слову недавно подошел Амосов^[3] в статье «Ре­альности, идеалы и модели» /ЛГ. 5 октября 1988/. Там сказано, что капита­лизм не только не «загнивает», но что «он жизнеспособен и динамичен, стоит на крепких биологических основах». Социализм пока не получается, потому что «люди оказались неподходящими».

«Лидерство, жадность, — определяет homo sapiens'a Амосов, — немного со­переживания и любопытства при значительной воспитуемости — вот есте­ство человека. Нужно ли его насиловать, внедряя социализм?» Казалось бы, сказано последнее слово: социализм противен естеству человеческому. Но на этом самом месте Амосов описывает восьмерку. Оказывается, насиловать нужно, употребив для этого воспитуемость. «Потребность в собственности заложена в генах, но регулировать размеры имущества необходимо, чтобы не стимулировать жадность и зависть».

Капитализм экономически эффективнее, но социализм (кооперативный, арендный, хозрасчетный, демократический) — моральнее. «Хозяин всегда лучше управляет, чем коллектив. Но мораль дороже. А кроме того, сверхвы­сокую эффективность не выдержит планета». Преимущество социализма, та­ким образом, в повышенной моральности и пониженной эффективности. Презумпция социалистического выбора со скрипом уцелела.

Маркс понимал, что человек управляем интересами и блистательно писал об этом. Но Маркс был одним из великих утопистов; к тому же не знающим ничего о генах и о том, что в них содержится. Он думал, что социальные об­стоятельства в корне изменят механизмы поведения, и вожделения отдель­ного человека отождествятся с интересами бесклассового общества, то есть интересами всех.

Когда утопии становятся реальностью, они приобретают страшную раз­рушительную силу. Уже Великая французская революция показала, что по­лучается, если попробовать на практике абсолютный Разум, естественного человека и триаду свободы, равенства и братства.

Ленин с его чувством реальности угадал разрушительные возможности чи­стой формы и отступил от нее в НЭП. В народных демократиях, — замечу, — обстоит несколько лучше, потому что у них изначально не было чистой формы. И еще потому, что там не истребили дотла умение и привычку работать.

У нас чистую форму спешно восстановил Сталин. Для чего потребовалось наглухо завинтить несколько расслабившееся человеческое естество. В этом историческая логика Сталина. Элемент необходимости в феномене Сталина. Но есть в нем и элемент случайности. Затребованный историей насильник мог все же не быть азиатом, параноиком, маниакальным убийцей. Тогда чи­стая форма была бы менее кромешной.

Действовать экономически система не могла. Она держалась террором — странной смесью террора с молодежным энтузиазмом (комсомольцы и зеки на великих стройках эпохи). Потом система стала держаться коррупцией. Всеобщее воровство, взятки, левые доходы, расхищение запасов — из всего этого возникала бредовая видимость работы самопожирающегося механизма. Когда он сожрал себя почти без остатка, — пришла историческая необходи­мость в личности типа Горбачева.

Чистая форма завела в бездну погибели. Альтернативой Горбачеву мог быть переворот извне. Крайне для нас опасный, потому что он имел все возможности стать фашистским. У нас много толкуют о второй партии, воображая ее чем-то интеллигентски-западнически-либеральным. Лидер — Лидия Корнеевна Чуковская. Но то, что нужно Лидии Корнеевне (читать печатных Набокова и Гумилева)^[4] вовсе не нужно массам. А вторая партия у нас и так уже есть. Это «Память» с ее испытанными лозунгами и органическими пещерными инстинктами; идеалы Союза русского народа в сочетании со сталинско-гитлеровским опытом.

Вот что обещано извне. Горбачев — это лучшее из возможного изнутри, отрицание чистой формы. Суть горбачевизма (и эту суть надо ценить и поддерживать) в том, чтобы экономическими и политическими способами отчасти вернуть права человеческому естеству, с его потребностью в собственности, инициативе, свободе. В то же время этот человек оставлен в пределах противопоказанной естеству системы, сохраняющей свои глубинные механизмы: жесткий контроль над немножко дозволенной частной собственностью; тем самым над инициативой; однопартийное устройство, тем самым верховная власть партии и неизбежность бюрократического управления обществом.

Вероятно, поощряемые разоблачения прошлого имеют свою стратегию. Надлежит доказать, что со смерти Ленина и до 1985 года система непрерывно искажалась злонамеренностью или головотяпством исторических персона­жей, а что сама по себе, как таковая, система — о'кей.

Гласность безгранична пока она способствует развитию социализма, демо­кратия необходима в пределах социалистического плюрализма. Это было нам сказано уже несколько раз и так ясно, что не услышать могли только не имею­щие ушей. Именно не имеющим ушей свойственны наивные требования и наивные разочарования, в пылу которых они утверждают, что ничего нового и хоро­шего не происходит. Неверно! Происходит то новое и хорошее (поддерживайте и цените!), какое может происходить внутри противоестественного устройства.

Многие пружины скрылись из виду, ушли в глубину, но в экстремальных обстоятельствах они вдруг беспощадно обнажаются. Так в случае с Ельци­ным, когда перед удрученными свидетелями был точно разыгран знакомый сценарий со сворой, которая вчера облизывала начальника, а сегодня рвет его зубами, с покаянием и самоуничижением подсудимого и проч.^[5] Так было при обсуждении событий в Карабахе, когда у Горбачева не выдержали нервы. Он сорвался, кричал как Хрущев, грубо прерывал говоривших. Зато по-новому прозвучали исполненные достоинства реплики Амбарцумяна^[6].

Это все экстремальные ситуации; московский митинг с массовым избие­нием участников — тоже^[7]. Вообще же нам предлагают соблюдать правила игры (Ельцин в своем выступлении на пленуме резко их нарушил). Наша жизнь пронизана невидимыми условными соглашениями. Интуицией неназываемых тем.

16.10.88

[1]     Печатается по правленой машинописи в ОР НРБ Ф. 1377 (Папка с материалами 1950—1980-х годов.). Мы благода­рим А.С. Кушнера за разрешение опубликовать эссе.

[2]     См.: Правда. 1988. № 288. 14 октября. С. 2.

[3]    Амосов Николай Михайлович (1913—2002) — врач-кар- диохируг, теоретик медицины, мыслитель и публицист, теоретик здорового образа жизни и рационального плани­рования общества.

[4] Появление подборок Н. Гумилева к столетнему юбилею поэта в «Литературной России» (№ 15) и «Огоньке» (№ 17) было воспринято как значимое общественное событие (ср.: Енишерлов В. Возвращение Николая Гумилева. 1986 год // Наше наследие. 2003. № 67—68). Публикации произведений В.В. Набокова в советской подцензурной печати начались также в 1986 году с появления фрагмента из романа «Защи­та Лужина» в журнале «64 — Шахматное обозрение» (№ 16).

[5]       См.: Энергично вести перестройку // Правда. 1987. № 317. 13 ноября. С. 2—3.

[6]    Речь идет о перепалке Горбачева с ректором Ереванского университета академиком Сергеем Александровичем Ам- барцумяном (р. 1922) на заседании Президиума Верхов­ного Совета СССР 18 июля 1988 года (см.: Правда. 1988. № 202. 20 июля. С. 4). Скорее всего, Гинзбург видела транс­ляцию заседания, так как в газетные стенограммы их спор вошел в отредактированном виде. На заседании также вы­ступал президент Академии наук Армянской ССР, акаде­мик Виктор Амазаспович Амбарцумян (1908—1996).

[7]    Речь, вероятно, идет о митинге, организованном партией «Демократический союз» 21 августа 1988 года на Пуш­кинской площади в Москве к двадцатилетию оккупации Чехословакии войсками Варшавского пакта, — одном из первых демократических митингов перестройки. Митинг был разогнан милицией с применением спецсредств.

Источник