Массовая эмиграция советских граждан в Германию началась в 1989 году. Сегодня их количество превышает три миллиона. Появилось много русских газет и журналов. Наросла культурная среда. Русская эмиграция стала проявлять общественную активность, выступать с призывами к объединению и борьбе за свои права.
Фактически мы стали свидетелями интереснейшего социологического эксперимента – около одного процента населения огромной тоталитарной страны переехали в цивилизованную демократическую страну с мощной системой социального обеспечения и получили возможность к неограниченному и естественному самовыражению. По тому, как ведут себя эмигранты в Германии, можно судить о всем населении России, если бы оно было избавлено от экономических, политических и финансовых проблем.
Эмигранты привезли с собой множество предрассудков. Отсутствие правового и демократического опыта, отрицательный социальный опыт, отношение к социальной помощи как к бесплатной и законной кормушке, ложное представление о своей и чужой истории, ксенофобия – все это естественный результат советского воспитания и советской школы. Нечто похожее произошло и с жителями бывшей ГДР. Они тоже автоматически стали эмигрантами, хотя никуда и не уезжали. Общественные предрасудки лечатся интеграцией в цивилизованной общество и временем. Но не все. На некоторые чисто советские предрассудки эмиграция в демократические страны, как ни странно, действует стимулирующе. Они не встречают общественного сопротивления и приобретают весьма причудливые формы.
Один из них – национализм. Насколько серьезна проблема, можно судить по тому, что с точки зрения самой эмиграции русских эмигрантов Германии практически нет. Есть две конкурирующие группы, русскими себя не считающие и не называющие – одни «русские евреи», другие «русские немцы». И у тех, и у других, единственный родной язык в абсолютном большинстве – русский. И те, и другие чаще всего обижаются или удивляются, когда их называют русскими. И те и другие разрабатывают и практикуют соответствующую национальную идеологию и национальные чувства. Обе группы отличаются друг от друга не культурой, а происхождением.
Немецкое государство игру фактически поддерживает. Выражением „русские эмигранты“ пользуются только журналисты. Немецкие чиновники видят перед собой две национальные группы с разным юридическим статусом – „немецкие переселенцы“ и „еврейские контингентные беженцы“. Хуже всего этнографам. Изучать „русских евреев“ и „русских немцев“ как два отдельных народа – бессмысленно. Объединить их в один объект изучения – значит стать врагом сразу и тех, и других.
Для человека, окончившего западную школу, трудно понять как люди, говорящие на одном языке и не имеющие никакой иной культуры, кроме общей для всех русской, могут принадлежать к разным народам. Для человека, воспитанного в СССР это естественно. Во внутреннем советском паспорте была графа «национальность». Этот чисто советский термин не имеет никакого отношения к «западным» понятиям «Nation» или «Nationalität», означающим «гражданство». Советская «национальность» юридически означает «принадлежность к народу», но фактически указывает только на происхождение человека и никак не связана с его реальной культурой. Эту запись в советском паспорте человек автоматически наследовал от родителей.
Термин «национальность» – чисто сталинское изобретение. Сталин ввел его вместе с паспортной системой в 1932 году. До революции население российской империи принудительно классифицировали по вероисповеданию. Принадлежность к народом Российской империи фиксировалась, как это было во время переписи 1897 г., по родным языкам. Сталин ввел псевдоэтническую классификацию народов по происхождению с совершенно очевидной практической репрессивной целью. Без ярлыка «национальность» в паспорте были бы чисто организационно невозможны репрессии против целых народов, которые он готовил и проводил с начала тридцатых годов. Сильно облегчалась также кадровая политика в нерусских республиках.
Это изобретение Сталина оказалось чрезвычайно живучим. Оно пережило и самого Сталина и его режим, и Советский Союз. Для многих поколений советских людей принадлежность к народу и генетическое происхождение превратились в синонимы. Ассимиляционные процессы, смена языка и культуры никак не влияли и не влияют на паспортную национальность. Национальное самосознание советских людей до сих пор в массе своей определяется зафиксированным в паспорте происхождением предков.
Сталинская «национальность» явление той же природы, что и придуманная Гитлером «раса». И тут, и там главный критерий – происхождение, «кровь». Родной язык и культура роли не играют. Оба понятия – и советская «национальность», и нацистская «раса» в равной степени антинаучны, то есть не имеют ничего общего с этнографией. Но эта система ценностей «впиталась в кровь», осталась составной частью уже постсоветского массового сознания. Так же, как и для немцев во времена Третьего Рейха, для бывших советских людей, даже самых образованных, количество различных четвертинок и половинок в крови известных людей и просто знакомых – объект постоянного интереса.
***
Расщепление на псевдоэтнические группы – характерная черта последних волн русской эмиграции, 70 – 90-х годов. Бросим короткий взгляд в прошлое.
Первая волна русской эмиграции – послереволюционная – была белогвардейской, политической и антисоветской. Или – в терминах последующей эпохи – антифашистской. Она лишила Россию образованного слоя. За границу бежало более двух миллионов людей, разного происхождения, но, в основном, русской культуры, которую они, собственно, и увезли с собой. Та культура, что осталась, превратилось в советскую.
Вторая волна эмиграции – сороковых годов – состояла из советских людей, бежавших во время войны от советской власти и военнопленных, решивших не возвращаться в объятия Сталина. Она тоже была политической, но раздробленной и лишенной героического ореола белогвардейцев. Шестьсот-восемьсот тысяч человек рассеялись по всему миру, не образовав культурной общности.
Третья эмиграция – семидесятых годов – самая странная, потому что легальная. Ее придумала сама советская власть. По каким-то, ведомым только специалистам-историкам политическим причинам, Брежнев разрешил неким группам советского населения покидать СССР. Таких групп было несколько и все национальные – армяне, немцы, евреи, греки. Кроме того на Западе оказалось небольшое, но очень громкое число диссидентов и деятелей культуры.
Третью эмиграцию можно назвать диссидентско-националистической. Право претендовать на отъезд давала паспортная “национальность“. Мотивы отъезда в абсолютном большинстве случаев были самые естественные и понятные – жить в нормальных условиях и лучше питаться. Но форма, которую избрало для оформления этого процесса государство, и искусственно то создаваемые, то облегчаемые трудности, стимулировали всплеск национальных идеологий. Борьба за выезд на „родину предков“ была с конца шестидесятых годов единственной легальной, а потому и привлекательной, формой антисоветизма. Почти не кривя душой и почти без риска немедленно сесть, человек мог публично заявить: „К советской власти у меня претензий нет, просто проснулось национальное чувство и зовет меня на родину предков – в Израиль, Германию или Грецию». Число официально допустимых родин предков сама же советская власть и установила. Во всяком случае, проситься на выезд в другие страны было очевидно глупо. За спиной отъезжающих дверь захлопывалась наглухо. Советский мир как бы переставал существовать.
Государство поддерживало эту игру и придавало ей остроту. Одной рукой оно поощряло националистическую активность, рано или поздно выпуская почти всех желающих, а другой весьма умеренно их преследовало. В лагеря попадали только самые отчаянные, нарушавшие негласные правила игры. Диссидентов как таковых, без национальной окраски, карали намного более жестоко. Международная общественность активно боролась за соблюдение прав евреев и немцев на эмиграцию (проблем с отъездом армян и греков, кажется, не было). Боролась бы, наверное, и за права всех других, если бы это имело хоть малейший смысл. Так что игра заведомо шла по советским правилам.
.Для третьей и четвертой (после 1991 г) волн русской эмиграции характерна этническая шизофрения – расщепление национального сознания между родной языковой культурой, «национальностью», закрепленной в советском паспорте и культурой, которую практикуют на официально признанной «родине предков». Для «еврейских» эмигрантов это конфликт между родной (и единственной) русской культурой, идишской культурой местечек, где жили бабушки и от котрой остались только романтические воспоминания, и ивритской культурой Израиля. «Российские немцы» в целом зависли между родной в абсолютном большинстве случаев русской культурой, языком и образом жизни дедушек-колонистов и современной немецкой культурой, равно далекой для обеих групп. Вопрос, какая из культур роднее – идеологически не решаем.
***
Выяснилась интересная вещь. Немецкое общество, шестьдесят лет в ужасе перед нацистским прошлым искореняющее у себя расистские и националистические предрассудки, оказалось соверщенно бессильным перед национализмом и расизмом эмгрантов. Оно их даже не в состоянии опознать. Во всем, что касается еврейских и руссконемецких эмигрантов царит юридическая, терминологическая и смысловая путаница. И, кроме того, негласное, но действенное табу на любую критику в адрес эмигрантов и их взглядов в прессе.
Эмигранты и аборигены не в состоянии договориться, потому что вкладывают в одни и те же слова разный смысл. Слово «немец» в Германии имеет два значения. Первое, юридическое, – «гражданин Германии». Тут без внимания оставляется культура, родной язык, происхождение и прочее. Второе значение – „представитель немецкой культуры“. Тут главное – родной язык и воспитание. Происхождение опять же роли не играет. В Германии полно настоящих урожденных немцев разного цвета кожи и разной ширины скул. Выражение «чистокровный немец» в этой системе ценностей – химически чистый расизм.
Для эмигрантов (и вообще для всех советских) важна именно чистокровность, то есть, происхождение – в полном согласии с советской паспортной характеристикой. В Советском Союзе национальность было легко определить по фамилиям – немецким, еврейским, грузинским т.д. Известны случаи, когда переселенцы по прибытии в транзитный лагерь отказывались иметь дело со служащими, имевшими, к несчастью, славянские фамилии. «Мы хотим говорить с настоящими немцами» – говорили они. Эмигрантские газеты публикуют письма, в которых переселенцы жалуются на то, что „немецкие немцы“ называют их русскими. Ведь мы такие же немцы как и они, заявляют эмигранты, имея в виду происхождение.
Усугубляется дело еще и тем, что слово «иностранец» также имеет два значения – «не гражданин Германии» и «не немец по культуре». Юридически немецкие переселенцы, получающие, в отличие от прочих эмигрантов, гражданство сразу по приезде, иностранцами не являются и в статистику по иностранцам не входят. Это укрепляет их в уверенности, что они то и есть самые настоящие немцы, а иностранцы – это люди ненемецкого происхождения, даже если они и выросли в Германии. Такие нюансы советского воспитания «немецким немцам» непонятны. Их в школе обучают совсем другому.
***
Ситуация с так называемыми «еврейскими беженцами» еще сложнее. Еврейской этнической общности в странах бывшего СССР практически сегодня не существует. По культуре бывшие советские «паспортные евреи» сегодня ничем не отличаются от «паспортных русских». От еврейской местечковой культуры не осталось ничего, кроме фольклора. Представление об идише сохранили только единицы из самого старшего поколения. Если, что и объединяет сегодня евреев бывшего СССР, то это национальная идеология, развившаяся на базе паспортной «национальности».
Все участники эмиграционного процесса в Германии вкладывают в термин «еврей» свой собственный смысл и , при этом, ни один из смыслов не совпадает с естественно-научным представлением о народе как о культурной общности.
Для среднеобразованных немцев «еврей» понятие сугубо религиозное. «Еврейских эмигрантов» из бывшего СССР они ошибочно принимают за представителей притесняемого религиозного меньшинства. Тем более, что почти все эмигранты немедленно по приезде вступают в еврейские религиозные общины, что – на наивный взгляд европейцев – однозначно свидетельствует о религиозности.
Сами эмигранты, однако, считают себя – в полном соответствии с советской и нацистской классификацией – носителями еврейской наследственности, ошибочно полагая, что это и есть главный признак национальной еврейской культуры. Для эмигрантов еврейские общины, как правило, – клубы единородцев, «соплеменников по крови», куда они вступают не будучи верующими. Впрочем, это от них там и не требуется.
***
Происходит странная вещь. В Германию эмигрировали миллионы бывших граждан тоталитарного государства. На их интеграцию выделяются огромные средства. Им помогают найти жилье, работу, выучить язык, повысить или поменять квалификацию. Интеграция на бытовом уровне идет успешно. Духовная интеграция – восприятие эмигрантами правил поведения и ценностей демократического общества – иногда идет в обратном направлении. Привезенные эмигрантами советские предрассудки, не только политические, но, в первую очередь, национальные и расовые, при демократии укрепляются и расцветают. Ни еврейский, ни руссконемецкий национализм не принимали на родине – в СССР – такие дикие формы, как в ФРГ, не финансировались и не поддерживались государством.
Денацификация Германия после войны стала возможна потому, что победители без деликатности отнеслись к национальным, патриотическим, расовым и прочим чувствам бывших граждан Третьего Рейха. Есть чувства, к которым имеет смысл относиться без деликатности.
Источник