Теми, кто вырос в СССР, выражение «американская военщина» воспринимается как некий штамп, как нечто настолько привычное, что теряется даже первоначальный смысл слов. Государство и армия сливаются вместе до мутной неразличимости. Журнал «Крокодил» как инструмент познания реальности.
Со времён Второй Мировой русский человек изменился, в сущности, очень мало, даже и сегодня, когда стыдно чего-то не знать, когда жаловаться приходится не на недостаток информации, а на её захлёстывающую нас с головой чрезмерность, он, как и встарь, предпочитает смотреть на мир не своим собственным, пусть и подёрнутым слезинкой ребёнка глазом, а, привычно пошарив вокруг рукой, хватается за помутневшую от старости и покрытую царапинами линзу, некогда сварганенную далеко не самыми лучшими в своём ремесле Кукрыниксами и Борисом Ефимовым.
Сразу после войны государство США фактически «распустило» армию. Количественно вооружённые силы были сокращены почти в восемь раз. И это был не предел, обращаясь к Конгрессу Труман заявил, что армия будет сокращена ещё на пару сот тысяч человек и что к 1948 году в ней останется чуть больше миллиона военнослужащих. Называя эти цифры Труман ещё и лукавил, он не хотел конгрессменов пугать, дело было в том, что в называемый им миллион входили части, имеющие к армии хоть какое-то, зачастую далёкое отношение, а вот тех, кто в случае войны должен был бы именно что воевать, «солдат», в армии оставалось чуть более полумиллиона. Беспощадно резался флот. К началу всё того же 1948 года в Navy осталось 267 кораблей. Как только были прекращены боевые действия на Тихом океане, армейское имущество пошло с торгов за бесценок, технику и различные военные материалы зачастую просто сбрасывали с палуб в океан, так как было подсчитано, что доставка их назад в США и дальнейшая утилизация обойдутся дороже. И это опять же не вся картина, в отвал шла не только техника, но и люди. Упомянутые полмиллиона военнослужащих представляли собою зелёных новичков, от ценных кадров, имевших опыт войны, избавлялись с тем большей готовностью, чем ценнее с точки зрения армейских навыков они были.
Америка, не рубя хвост по частям, избалялась от армии «военного времени». И делала она это осознанно и продуманно. Взамен одной армии должна была быть построена совершенно другая. И вот под эту другую армию и расчищалась строительная площадка. Поскольку самой сильной, самой «мускулистой» частью вооружённых сил был флот, то за него и взялись круче, чем за сухопутную армию. Вся «головка» флота немедленно после завершения боевых действий была отстранена от оперативного управления. Адмиралы, зачастую с повышением, были перемещены на административные должности, но и на них они не задержались, и после пары лет отправлены на пенсию. Формально для этого имелся повод, все они были людьми немолодыми, так что для публики их отставка не выглядела чем-то необычным. Но публика на то и публика, чтобы не знать, что когда в конце 1944 года командующий американским флотом адмирал Эрнст Кинг написал президенту Рузвельту докладную записку, где извещал своего главнокомандующего о том, что он достиг пенсионного возраста, то записка была ему возвращена с пометкой Рузвельта — «So what, old top?», что означает — «Ну и что, старина?», а с учётом личных взаимоотношений между Рузвельтом и Кингом пометку можно перевести даже и как «ну и что, старый хрыч?». Точно так же публика не замечает, что когда Труман отправил в отставку действующего генерала Макартура, то тому был 71 год, что намного превышало не только допустимый уставом возраст, но и возраст отправленных сразу после войны в отставку адмиралов. Замечу, что если бы Макартур не полез со своим уставом в чужую епархию, то он продолжал бы и дальше служить как ни в чём не бывало, и это тоже имеет своё объяснение, Макартур после войны практически не появлялся в Америке, этому, как его льстиво называли газеты — Proconsul of the East, сунули в руки японскую игрушку и с точки зрения политического истеблишмента пока генерал с нею замозабвенно игрался, особой опасности он не представлял.
С адмиралами же была совсем другая песня. Они не были одним человеком, а были они кастой. Да к тому же кастой, почувствовавшей свою силу. А к силе у них был ещё и обретённый за годы войны «вес». Причём государство само добавляло флоту и флотским весу всемерным «паблисити» в средствах массовой информации. И дать этому паблисити обратный ход государство по понятным причинам не могло и поэтому, разбирая флот на запчасти, правительство старалось «держаться в рамках». Затронутая нами тема вообще очень интересна, так как позволяет заглянуть во всякие потайные уголки и высветить то, что обычно государством если специально и не прячется, то, во всяком случае, убирается с глаз долой. Вот возьмём того же Спрюэнса. Этот человек был рождён государственным деятелем. Только об этом не знал ни он сам, ни государство. Спрюэнс был ходячей машиной, выдававшей безошибочные решения, он убедительнейшим образом продемонстрировал умение манипулировать огромными массами людей и техники, он с лёгкостью превращал людей в своих союзников и он умел уживаться с самыми разными по характеру персонажами. С точки зрения государства у этого человека не было недостатков и не было слабостей, если не считать за слабость любовь к классической музыке, черта для человека военного не самая типическая. Но при этом Спрюэнс не только никогда на людях не проявлял эмоций, но он ещё и никогда никому ничего не рассказывал о себе. Он ни с кем не делился своими планами, своими переживаниями, он никому не говорил что ему нравится и что нет. Он всегда был «застёгнут на все пуговицы», о нём никто и ничего не знал. По своим дарованным ему Богом данным Спрюэнс явно был «человеком системы», но проблема была в том, что он не был порождением системы, система его специально не выращивала, она о его существовании до поры даже и не подозревала, Спрюэнса выявила война, она дыхнула и её опалящее дыхание сожгло мишуру, в которую облекаются, пряча себя, люди, и стало ясно кто чего стоит и кто есть кто. И волчья стая обнаружила, что тот, кого она считала сторожевым псом на самом деле такой же волк, как и они. Волк-одиночка. И стая принялась принюхиваться к нему и принюхивалась долго.
Война закончилась в сентябре 1945 года, а уже в ноябре Спрюэнс был назначен на пост, который до него занимал Нимиц — он стал командующим Тихоокеанским флотом. Продержали его на этом посту три месяца, а в феврале 1946 он стал президентом Naval War College, из стен которого вышел не только сам Спрюэнс, но и такие небезызвестные люди как адмиралы Эрнст Кинг, Честер Нимиц, Уильям Хэлси, Томас Мурер, Элмо Замуолт и будущий не только адмирал, но ещё и астронавт Алан Шепард. В 1948 году Спрюэнс вышел на пенсию, через пять лет его опять привлекли на госслужбу, назначив послом США на Филиппинах, после чего он ушёл на пенсию уже окончательно, ушёл заниматься тем, что ему нравилось, а нравилось ему слушать классическую музыку и выращивать цветы.
Любопытно, что два самых интересных персонажа войны на Тихом океане — Честер Нимиц и Реймонд Спроюэнс не оставили мемуаров. В Америке любой человек, добившийся хоть мало-мальской известности, непременно пишет «воспоминания», так вот ни Нимиц, ни Спрюэнс, люди очень известные и не только популярные, но ещё и прославленные, никаких воспоминаний не написали, хотя в предложениях издательств недостатка не было, как и гонорары назывались по тем временам баснословные, но адмиралы предпочли отмолчаться. Не исключено по той причине, что были они умными людьми, людьми с воображением.
Если сравнивать амирала с генералом, то адмирала от генерала отличает именно это — более богатое воображение. И понятно, почему это так. Адмирал, вовсе не будучи умнее генерала в обыденном смысле слова «ум», вынужден, тем не менее, учитывать гораздо больше факторов, он должен держать в голове более детальную и более сложную карту реальности, это примерно как командующий сухопутной армией должен был бы во время встречного боя двух танковых дивизий учитывать порывы бокового ветра, сносящие танки относительно друг друга, а ведь во время морского боя на эскадры действует ветер, течения, волнение, осадки, облачность и оперативная обстановка в море меняется буквально поминутно, заставляя адмиралов принимать решения не только очень быстро, но и в стрессовой обстановке, может быть потому так моряки и суеверны, что в море особое значение играет случай и они не понаслышке знают что такое Судьба и что такое Рок. (Обращает на себя внимание тот факт, что во флоте традиционно служит один из английских принцев, как интересно и то, что очень многие госдеятели США и Англии прошли либо через службу во флоте, либо через флотскую разведку.).
Возвращаясь к Спрюэнсу — как к нему ни присматривались, как, когда и в каких случаях к его услугам ни прибегали, но, не взирая на все его достоинства, на самый верх его не пустили, такой человек был бы там слишком опасен, Спрюэнс не только был «человеком со стороны», но он к тому же был и слишком «себе на уме». Из высокопоставленных военных того поколения политическую карьеру сделали всего два человека — Джордж Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр и это оттого, что в них обоих наверняка имелся какой-то неизвестный «обществу» изъян, позволявший не бояться обоих.
И есть некая многозначительность в том, что один из этой двоицы, а именно Джордж Маршалл в 1943 году, задолго до окончания войны, стал тем первым, кто предложил послевоенную реформу армии. Реформу, которая в конце сороковых привела к событиям, в России известным мало, но зато достаточно известным в Америке. События эти были довольно продолжительными, но на английском называются они очень коротко — The Revolt of the Admirals. «Мятеж адмиралов.»
Источник