Non ridere, non lugere, neque detestari – sed intelligere
«Социализмом» следует называть социально-экономическую систему, при которой распределение благ монополизировано государством.Отметим: любое государство имеет монополию на насилие и монополию на регулярное изъятие у населения части произведённых благ (неважно, как это оформляется – через регулярное ограбление, через налоги или через «печатанье денег»). Социалистическое государство отличается от любого другого именно тем, что оно не только отнимает блага, но контролирует весь процесс распределения благ в обществе, или хотя бы претендует на право его контролировать. При социализме государство может определять, кому чего сколько достанется.
В этом вся суть. Остальные свойства социализма являются следствием этого. Именно следствием.
Начнём с пресловутой «собственности на средства производства». Средства производства должны быть сконцентрированы в руках государству потому и только потому, что, имея их в собственности, люди могут начать производить блага сами, утаивать их от государства и обмениваться ими помимо государства. Что нарушает монополию на распределение.
Там, где монополии на распределение благ можно обеспечить другими методами, частное производство можно и потерпеть. Если, скажем, все нитки и тряпки учитываются государством, равно как и создаваемая из них продукция, швейная машинка в частных руках не так уж и страшна, особенно если люди обшивают себя, а не на обмен или на продажу. Если шьют больше – можно и это, но тогда чтобы всё создаваемое сдавалось государству, которое уж как-нибудь само «распределит». Можно потерпеть даже частное производство еды, если она сдаётся государству. Но, разумеется, самый страшный грех такой системы – «неучтёнка» [1].
Далее, из заявленного принципа прямо следует, что никакие блага, кроме непосредственно потребляемых и уничтожаемых в процессе потребления (типа пирожка или парикмахерской завивки), не должны становиться полноценной собственностью частных лиц, иначе они могли бы, получив их, в дальнейшем распоряжаться ими самостоятельно, без государства. Всё, что имеет человек при социализме – это то, чем ему государство «дало попользоваться». Владение и распоряжение всеми благами остаётся в ведении государства. Если относительно каких-то вещей это вдруг да не так, значит, в данном случае имеет место отступление от идеалов социализма, скорее всего вынужденное, и уж во всяком случае – раздражающее [2].
Также ясно, что при подобной системе деньги могут существовать, а могут и не существовать, но вот право отовариться (то есть что-то купить на эти деньги) – это в любом случае вопрос государственной политики. Государство при этом может разрешить (по тем или иным соображениям) отоваривание без специальной карточки, разрешения или справки с работы, но это именно что «милость» и «послабление». Нормой жизни при социализме является карточка и справка, без которой никакие деньги ничего не стоят.
Или, скажем, идеологическая монополия и жёсткий контроль над смями, которые в основном государственные, регулярно случающиеся гонения на учёных, «генетиков-кибернетиков», а также царствование какой-нибудь совершенно неудобоваримой «идеологии» (начиная от марксизма-ленинизма и кончая чучхе), причём обязательно противной, как котлета из картона, и при этом именно что абсолютно обязательной. Опять же, это следствие всё того же принципа. Поскольку вся ценная информация – начиная от научных и технических идей и кончая чисто развлекательным, как сейчас выражаются, контентом, является ни чем иным, как благом, то её распределение должно находиться под контролем государства. Писать формулы и петь песни можно только с разрешения начальства, со всеми вытекающими последствиями. Что касается неудобоваримой идеологии, тут тоже всё понятно. Нельзя допустить несанкционированного развития и распространения идей, и особенно — официально признаваемых истинными. Неудивительно, что в СССР была запрещена любая немарксистская идеология, но прежде всего было запрещено копаться в марксизме и пытаться найти в нём что-нибудь интересное и куда-то ведущее. Только картон, только Суслов, только цитаты из классиков. Неудивительно и то, что демонтаж соввласти начался под лозунгами «больше демократии – больше социализма» и вытекающей из того «гласности».
Думаю, понятно, что и советская мораль и нравственность (aka «в СССР секса нет») вертелась вокруг всё той же темы. Секс – это, несомненно, благо, причём распределение этого блага не поддаётся прямому централизованному контролю, отказаться от него совсем (по неслучайной оруэлловской формуле «оргазм мы ликвидируем») технически невозможно. Что из этого следует… давайте как-нибудь в другой раз. Сейчас достаточно указать, что из этого следуют разнообразные напряги.
Разумеется, всё сказанное применимо к социализму, скажем так, достаточно развитому (это слово, над которым в брежневскую эпоху было принято смеяться, является весьма точным). Государство может быть более или менее социалистическим, в зависимости от того, распределение каких благ оно оставляет за собой, а каких – оставляет населению. Условной границей здесь являются отношение к распределению повседневных потребительских благ: грубо говоря, если государство контролирует производство и распределение еды и одежды, оно стопудово социалистическое.
И последнее. Государство не всегда хочет и может реально контролировать всё то, что имеет право контролировать. При социализме всегда есть чёрный рынок; государство не обязательно заинтересовано в его реальном уничтожении (людям же что-то надо есть, иначе они взбунтуются), оно только требует, чтобы рынок оставался чёрным.
Это, так сказать, присказка. Сказка будет впереди.
[1] Опять же сошлёмся на советский опыт: например, дела разного рода «цеховиков» — то есть людей, которые занимались производством и сбытом продукции, нужной населению. Шили штаны и шубы из неучтёнки. Что оформлялось как «хищение в особо крупных» и означало остаток жизни в тюрьме или высшую меру.
Разумеется, привилегированные народы СССР имели право на неучтёнку и поэтому «жили хорошо». Это, однако, связано с тем, что «настоящий социализм» в СССР практиковался в основном по отношению к русским. Что сверхважно для изучения советской власти, но совершенно не важно для изучения социализма как такового.
[2]Про «частную собственность» вроде автомобилей говорить не приходится – на автовладельцев смотрели косо до конца советской власти. Квартиры и дома, как известно, были государственными. Носильные вещички «дозволялись», но крайне неохотно. Но вот, скажем, домашние животные в советском быту были идеологически проблемными, Да, вроде бы от собачек и канареек не было никакой особенной пользы для их хозяев, «чистый расход», но сам тот факт, что животные привязаны к хозяевам и являются частной собственностью per natura, истинно-советских людей и их начальство раздражал. Отсюда и «головы канарейкам сверните», и очень сложное советское отношение к собакам. Правильная советская собака мечтает бросить своих частных владельцев и стать псом государственным, ментовским – как Мухтар, который перековался из домашней псинки в подментованного, опричного пса, бросающегося на свою бывшую хозяйку (какая идеологически выдержанная сцена!) и за все свои подвиги на благо государства получающего благодарность: не прикончили, как положено (мент-напарник обил все пороги), а оставили доживать при государственном питомнике… Сравните с этим «Белый Бим Чёрное Ухо» — фильм по сути своей диссидентский, про неудачливого советского Лесси: ласковый домашний пёс, который просто хочет быть собственностью человека и которого убивают советские люди и советское государство, причём убивают, в общем-то, именно за это.