Прайды взаимно непрозрачны и неспособны обмениваться «человеческим материалом». Но, как все архаические структуры, они постоянно нуждаются в людях: их сила — в числе, в количестве мест и ситуаций, в которых их члены могут участвовать лично и непосредственно. Причем они с легкостью расстаются со своими членами: скомпрометированными, бесполезными или просто вызвавшими сомнения. Поэтому каждый прайд имеет свою систему рекрутирования новых людей. А поскольку претенденты должны питать личную преданность к своему непосредственному «боссу» и его вышестоящим покровителям, их привлекают из надежной проверенной среды и в максимально раннем возрасте. В итоге любые «социальные лифты» действуют только в пределах такой среды и завершаются на верхних этажах иерархии собственного прайда. А не попавшие в орбиту их действия вообще лишены социальной перспективы.
Принадлежность к прайду дает ощущение (подчас обманчивое) защищенности, предсказуемости будущего и даже жизненного успеха, особенно если мерить его по шкале потребления. Беда, однако, в том, что прайды в принципе не созидательны. Их члены — хищники, они кормятся ресурсом, за доступ к которому отвечает вожак. «Изобрести» новый ресурс — значит заявить претензию на лидерство. То есть творческий потенциал любого человека чреват лидерскими амбициями. Поэтому «социальные лифты» принимают лишь творчески стерильных претендентов. Редкие исключения возможны, но лишь в порядке воспроизводства верхушки прайда — из особо близких, верных, проверенных семей. Так что подлинный успех доступен лишь немногим.
Ясно, что прайдам нет дела до всего, что не входит в сферу их сугубых интересов. В том числе — до населения (быдла), хотя в обществе, большинство членов которого ведет себя бессознательно, конкуренция между шайками идет и за право притеснения быдла. Так что население постепенно вымирает (за счет отказа от деторождения), а не примкнувшие к шайкам и члены менее успешных шаек эмигрируют. Отказ от деторождения и бегство — это базовые инстинктивные реакции на притеснение. Такое поведение характерно не только для людей: когда говорят о большинстве высших животных — о том, что они «в неволе не размножаются», «как волка ни корми — он все в лес смотрит», имеют в виду именно эти явления. И «экономическая апатия» нашего общества — нежелание создавать новые и развивать имеющиеся предприятия — тоже объясняется не мифическим «неблагоприятным инвестиционным климатом», а именно разделом экономического пространства между прайдами, ввиду чего любая активность чревата выходом из-под защиты своего прайда и попаданием в орбиту интересов чужого.
Пока не изменится субъективное переживание своей жизни большинством членов общества, на ситуацию не повлияют ни здравоохранение, ни экономика. И правящий класс из прайдов сам собой не образуется, поскольку для этого прайды должны перестать быть самими собой. Драматизм сегодняшней исторической ситуации даже не в том, что общество во всех его слоях глубоко разобщено. А поскольку в основе цивилизации лежит не конкуренция, а солидарность, для ее сохранения нам необходимо преодолеть эту разобщенность, поднявшись над частными, групповыми и партийными интересами. Драматизм — в том, что разобщение возникло не в результате стихийно развивающегося кризиса, как в рассмотренных выше случаях, а в результате намеренно произведенных преобразований, которые считались прогрессивными и на которые возлагались большие надежды. И в том, что никто, кажется, не отдает себе в этом отчета.
Думаю, что это — оттого, что образ жизни людей в прайдах поощряет их к конкуренции, а не к рефлексии. Единственный выход из этой ситуации — распространение среди людей сознательного отношения к собственной жизни. В том числе, и в первую очередь, — среди тех людей, которые составляют и возглавляют доминирующие прайды. Только так можно превратить их в правящий класс, а быдло — в народ.
