Рубрика: Тексты

Как живёт и существует городской партизан

  • Комментарии к записи Как живёт и существует городской партизан отключены
  • Тексты

Городской партизан должен знать, как жить среди людей и он должен быть осторожен, чтобы не казаться странным и отделенным от обычной городской жизни.

Он не должен носить одежду, отличную от той, которую носят другие люди. Одежда для мужчин или женщин, изготовленная по сложной и высокой моде, может стать препятствием, если миссия городского партизана протекает в рабочем пригороде или регионе, где такое платье не является общепринятым. Должна приниматься та же самая предосторожность, если городской партизан перемещается с юга страны на север и наоборот.

Городской партизан может жить своей работой или профессиональной деятельностью. Если он известен и разыскивается полицией или если он условно освобожден, то он должен уйти в подполье и жить скрытно. При таких обстоятельствах, городской партизан ни может раскрыть тайну своей деятельности любому, так как он отвечает всегда и исключительно перед революционной организацией, членом которой он является.

Городской партизан должен иметь большую способность для наблюдения, быть хорошо информированным относительно всего, особенно о передвижениях врага, и он должен быть настороже и тщательно наводить справки относительно региона, в котором он живет, работает или через который перемещается.

Но фундаментальная и решающая характеристика городского партизана заключается в том, что он является человеком, который борется с оружием в руках. В связи с этим маловероятно, что он будет способен долго заниматься своей обычной профессией без того, чтобы быть замеченным. Таким образом роль экспроприации вырисовываются ясно, как божий день. Невозможно для городского партизана существовать и остаться в живых без совершения экспроприации.

Таким образом, в рамках классовой борьбы, которая неизбежно и неуклонно будет обостряется, вооруженная борьба городского партизана нацелена на две главные цели:

A) физическая ликвидация руководителей вооруженных сил и полиции и их помощников;

B) экспроприация ресурсов, принадлежащих правительству, крупным капиталистам, латифундистам и империалистам, малые экспроприации для личных нужд городских партизан и большие для прямой поддержки революции.

Ясно, что вооруженная борьба городского партизана также имеет и другие цели. Но мы касаемся двух основных целей, прежде всего экспроприации. Для каждого городского партизана всегда необходимо иметь в виду, что он только тогда может поддержать свое существование, если он готов убивать полицию, проводящую репрессии, и если он решительно настроен, действительно решительно, конфисковать богатство крупных капиталистов, латифундистов и империалистов.

Одна из фундаментальных характеристик бразильской революции заключается в том, что с самого начала она развивалась вокруг экспроприации богатства главных представителей буржуазии, империалистов и класса латифундистов, включая самых богатых и наиболее мощных коммерческих элементов, занятых в экспортно-импортном бизнесе.

Экспроприируя богатство главных врагов народа, бразильская революция стала способна поразить их в самое сердце, с предпочтительными и систематическими нападениями на банковскую сеть, то есть наиболее ощутимые удары были нанесены по нервной системе капитализма.

Выполненные бразильскими городскими партизанами ограбления банков нанесли ущерб таким крупным капиталистам как Морейра Сальс (Moreira Salles) и другим, иностранным фирмам, которые страхуют и перестраховывают банковский капитал, империалистическим компаниям, федеральным и местным властям. Все они теперь вновь систематически экспроприируются.

Плодами этих экспроприации стало изучение и совершенствование городской партизанской техники, закупка, производство и транспортировка оружия и боеприпасов для сельских районов, создание революционного аппарата безопасности, ежедневное содержание бойцов, которых силой освободили из тюрьмы, а также раненых или преследуемых товарищей.

Огромные затраты революционной войны должны падать на крупных капиталистов, империализм и латифундистов, а также на власти, как федеральные, так и местные, поскольку все они являются эксплуататорами и угнетателями народа.

Члены правительства, агенты диктатуры, в особенности империализма США, должны оплатить своими жизнями преступления, совершенные против бразильского народа.

В Бразилии число выполненных городскими партизанами насильственных действий, включая покушения, взрывы, захват оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ, нападения на банки и тюрьмы и т. д. являются достаточно существенным, чтобы не оставить никакого места для сомнений относительно фактических целей революционеров. Казнь шпиона ЦРУ Чарльза Чандлера, находившегося на службе в армии США и прибывшего к нам с вьетнамской войны для проникновения в бразильское студенческое движение, военный представитель правящего режима, убитый в кровавом столкновении с городскими партизанами — все это свидетельствует о том, что мы полностью вошли в фазу революционной войны, а война может осуществляться только посредством насилия.

По этой причине городские партизаны используют вооруженную борьбу и они продолжают концентрировать свою деятельность на физическом истреблении репрессивных агентов и посвящают двадцать четыре часа в день экспроприации ценностей у эксплуататоров народа.

Карлос Маригелла, «Бразильская герилья»

Америка, Сирия и Россия: открывая врата ада

  • Комментарии к записи Америка, Сирия и Россия: открывая врата ада отключены
  • Тексты

То, что происходит в Сирии, коснётся не только Америки, России, Великобритании, Китая, Сирии, Ирана и Израиля. Это затронет весь мир, потому что Сирия, контролирующая важные нефтяные активы у своего побережья, занимает критически важное положение в мировой экономике нефти. Цены на нефти могут зашкалить, а вызванное этим цунами прокатится через всю мировую экономику. Есть доклады, опубликованные такими большими банками как «Сосьете Женераль» или «Голдман Сакс», согласно которым нефть должна воспарить до 150 долларов за баррель в случае, если сирийский конфликт перейдёт в горячую фазу, и затянет в себя Россию и Китай.

Согласно статье Стива Куэйла в его рубрике «V – Последние новости от экономиста-партизана», беды Сирии проистекают из двух обстоятельств. Во-первых, обнаружение в Средиземном море природного газа прямо у берегов Сирии, Ливана и Израиля. Прочтите этот список ещё раз, обратив особое внимание на Ливан и Сирию. Картина проясняется? Открытие было сделано с десяток лет назад, но дело в том, что на Ближнем Востоке уже есть один центр по производству сжиженного природного газа. Это крохотное государство Катар».

Куэйл продолжает: «Катар купается в СПГ, которого у него в запасе 77 миллиардов тонн, и это при действующем моратории. Катар был бы рад продавать СПГ Евросоюзу и на «горячие» средиземноморские рынки, но препятствием к этому выступает его региональный большой брат – Саудовская Аравия. Саудиты уже сказали «нет» сухопутной трубе, пересекающей страну Сауда». Регион Катара/Сирии обладает огромными запасами природного газа. У России имеется договорённость с Сирией, которая разрешает ей продавать этот природный газ и нефть в Европу».

Россия теперь контролирует нефть, исходящую из Сирии и продаваемую в Европе и Китае. Однако, похоже, что за контроль над этой нефтью идёт борьба.

Ещё в 2009 году группой европейских стран и Турцией было подписано соглашение «Набукко», в соответствии с которым в Австрию в обход России через Турцию должен был пойти газопровод – и вновь не без участия Катара в качестве поставщика сборного трубопровода через предложенный арабский маршрут от Ливии и Египта до «Набукко».

Недавно Exxon Mobile и Qatar Petroleum International заключили $10-миллиардную сделку, разрешающую Exxon Mobile продавать природный газ через порт в Техасе Великобритании и на средиземноморские рынки. Катар должен заработать много денег, и единственное, что стоит на пути его устремлений – это Сирия.

США участвуют в этом, потому что у них огромное количество газовых скважин, по сути, крупнейший известный в мире источник предложения газа. Имеется причина, по которой в США так долго сдерживаются цены на газ. Это делается с целью создания условий для вхождения США на газовый рынок Европы с разрушением монополии, которой так долго наслаждались русские. То, что кажется конфликтом с Сирией, на самом деле представляет собой противостояние между США и Россией.

Америка, Сирия и Россия: открывая врата ада

Мы — шовинисты в своей картине мира

  • Комментарии к записи Мы — шовинисты в своей картине мира отключены
  • Жызнь, Тексты

Чтобы идея фашизма выглядела убедительно, я искал символ, который бы убедил читателей, что речь идет именно о полицейском государстве. И в конце концов я решил, что на каждом углу будут висеть камеры, следящие за каждым шагом. Зрителям идея понравилась. Как и властям, — в конце 90-х годов на каждом углу стали вешать камеры слежения.

Среди нас не так много зомби, детективов, ковбоев и космонавтов, но о их жизни пишется бесчисленное количество книг. При этом у всех нас есть какое-то отношение к сексу, но единственная форма, в которой его можно обсуждать или изображать, считается презренным нелегальным видом искусства, в котором даже не существует своих стандартов. Именно от этого должны были вылечить общество «Потерянные девочки». Эротическая литература, повествующая только о сексе, может быть такой же красивой, полной смыслов и интересных персонажей, как и любая другая.

На мой сороковой день рождения я решил, что быть человеком, переживающим кризис среднего возраста, — это слишком скучно и банально, гораздо интереснее, когда тебя считают безумным. Поэтому я провозгласил себя магом. К этому шло уже давно, и магия была логическим завершением моей писательской карьеры.

Существует некая путаница в понимании того, что такое магия. Прояснить этот вопрос можно, если взглянуть на самые первые описания этого понятия, где древнейшие формы магии часто обозначаются словом «искусство». Я понимаю это в буквальном смысле и считаю, что магия — это искусство, проявляется ли она в форме текста, музыки, скульптуры или чего-то другого.

Искусство, как и магия, — это способ манипуляции с помощью символов (слов или изображений) для того, чтобы добиться изменений в сознании человека. Сам язык магии связан с литературой или искусством не меньше, чем со сверхъестественными силами. Например, книга заклинаний Гримуар — это не что иное, как необычный способ объяснить грамматику, а заклинания — это манипуляции с помощью слов, которые меняют сознание человека. Именно поэтому я считаю, что современные писатели или художники ближе всех к шаманам.

Я полагаю, что культуры произошли из культов. Изначально всеми ее аспектами, относящимися и к искусству, и к науке, занимались шаманы. Мне кажется очень трагичным то, что в современном мире магия опустилась до уровня дешевых развлечений и манипуляций. В настоящий момент люди, которые формируют нашу культуру с помощью шаманства, — это рекламщики. Но их магия направлена не на то, чтобы разбудить людей, а наоборот, на то, чтобы усыпить их, сделав более легким объектом для манипуляций. С помощью волшебного ящика — телевизора — и волшебных слов и мелодий они заставляют всех говорить одно и то же и думать одни и те же банальные вещи одновременно.

Во всех видах магии есть большой лингвистический пласт. Бардовская магическая традиция ставит певца так высоко, что его начинают бояться больше, чем мага. Маг может наложить проклятье. Из–за этого у вас искривятся руки или родится ребенок с копытами. А бард использует не проклятия, а сатиру, которая может полностью уничтожить вас. Если это умная сатира, это уничтожит вас не только в глазах друзей, но и в глазах семьи и даже в ваших собственных глазах. А если это не только умная, но и талантливая сатира, то ее будут помнить десятилетиями и даже веками. И даже после вашей смерти люди будут читать ее и смеяться над вами.

Писателей и людей, владеющих словом, уважали и боялись, как и тех, кто занимался магией. Позднее, как мне кажется, художники и писатели продались с потрохами, согласившись с распространенным мнением о том, что живопись и литература — это всего лишь формы развлечения. Искусство уже не расценивается как сила, способная изменить человечество и общество. На нее смотрят как на развлечение, которое займет нас минут на двадцать—тридцать, пока мы сидим в ожидании своей смерти.

Задача людей искусства не в том, чтобы давать зрителю то, чего он хочет. Если бы он знал свои желания, то не был бы зрителем, он бы сам стал человеком искусства. Задача в том, чтобы дать зрителю то, что ему нужно.

Исполняя желания нашего настоящего внутреннего «я», мы исполняем желание самой Вселенной. В магии эти понятия неразделимы. Душа каждого человека — это душа вселенной, а следуя желаниям вселенной, мы не можем ошибаться.

Мы — шовинисты в своей картине мира

Социальный антилифт

  • Комментарии к записи Социальный антилифт отключены
  • Жызнь, Тексты

Раньше, в республиканской Франции, где динамичное развитие обеспечивалось правильной работой социального лифта, взгляд рядового француза был устремлен вверх. Этот направленный вверх взгляд носил парадоксальный характер: с одной стороны, он был двигателем социального прогресса, с другой — источником обиды и раздражения. Человек мечтал вырваться из тисков своего социального статуса и в то же время страдал от того, что живет в худших условиях по сравнению с другими, стоящими выше на общественной лестнице. Таким образом, социальный динамизм сочетался с переживанием несправедливости. При этом носитель такого взгляда был вполне способен сочувствовать недовольству тех, кто находился в более трудном положении, чем он сам. Людей объединяла солидарность перед лицом различных форм социальной несправедливости.

Сегодня простым человеком управляет скорее чувство самозащиты, чем желание улучшить свое положение. Он испытывает не столько стремление пробиться в высшие слои общества, сколько отталкивание от слоев низших.

 Я боюсь худшего — что придется переезжать на другую квартиру, жить в одной из многоэтажек, среди всех этих неведомо откуда приехавших людей, добрая половина которых сидит без работы. Среди подростков, которые целыми днями шатаются по улицам, а то и дома не ночуют. Вот это было бы настоящим падением. С таким ударом трудно будет справиться.

 Мой шурин три года нигде не работает. С утра до вечера сидит без дела. Уже и перестал искать место. Когда я вижу его, меня берет страх. Нельзя так опускаться, твержу я себе все время, нельзя позволять себе скользить по наклонной.

Общество рассматривается респондентами как совокупность страт: чем ниже страта, тем хуже условия жизни. При таком взгляде чувство несправедливости ассоциируется не столько с высшими, сколько с низшими стратами. Человек рассуждает так: тем, кто находится ниже меня, всегда больше помогают, с ними более деликатно обходятся, их трудности принимают ближе к сердцу.

 Скверно устроена вся эта система: иногда выгоднее вообще ничего не делать, чем ишачить на работе. Вот я прикинул: когда я нашел место на полставки, после всех вычетов получилось, что заработок у меня меньше пособия по безработице. Сам-то я все равно предпочитаю работать, но есть и такие, кто не прочь этой системой пользоваться. Это несправедливо по отношению к тем, кто вкалывает». «Есть совсем бесстыжие: хотят из всего выжать по максимуму, пользуются тем, что действительно нуждаются, и под этим предлогом получают субсидии, пособия и все такое прочее — все, что только могут сцапать. Эти люди никогда не работали, да и не хотят искать работу, они бы от этого только проиграли. Не нравится мне это: мы из кожи вон лезем, а получаем меньше, чем бездельники. И чем дольше они бездельничают, тем охотнее им помогают.

Это осознание несправедливости способствует росту ксенофобских настроений.

 Я не расист, но посмотрим правде в лицо: пользу из нашей системы извлекают одни и те же люди. Меня от этого просто тошнит. Надоело, в конце концов.

 Я не голосовал за Ле Пена, я голосовал за Жоспена, но не знаю, что со всем этим делать. А что-то делать нужно, так дальше продолжаться не может. Если потребуется, то я, пожалуй, и за Ле Пена проголосую.

Чувство несправедливости, которое питает ксенофобию и служит росту числа голосов, отдаваемых на выборах крайне правым, многогранно. В его основе могут лежать три соображения: «мигрантам» (подразумеваются как граждане Франции иноземного происхождения, так и собственно иммигранты) помогают больше, чем нам; они злоупотребляют нашей системой, хотят пользоваться правами, но не хотят иметь обязанностей; они не интегрируются в наше общество, потому что сами этого не желают.

Итак, хотя истоком ксенофобских настроений служат не расистские предрассудки как таковые, осознание несправедливости, постепенно овладевающее простыми людьми, создает благоприятную почву для деятельности заведомых и откровенных расистов.

Социальный антилифт

Этот мифический либерализм

  • Комментарии к записи Этот мифический либерализм отключены
  • Тексты

Рассмотрим два мифа, на которых основан либерализм. Первый состоит в том, что проявления американского могущества в послевоенный период и установление либерального порядка — это одно и то же. Не правда ли, знакомый нарратив: Соединенные Штаты «победили» во Второй мировой войне и «контролируют половину мирового ВВП». Соединенные Штаты создают «такую международную структуру, которая нацелена на развитие открытой экономической системы» и на то, чтобы «при помощи определенных институтов способствовать международному сотрудничеству по вопросам политики и безопасности». Также США «обеспечивают существование важнейших глобальных благ», направленных на то, чтобы эта система функционировала: это система мер сдерживания, направленная на обеспечение безопасности, и мировая резервная валюта. Некоторые важнейшие элементы этой системы сохраняются и в период после гегемонии, ведь для основных игроков на мировой арене очевидно: лучше пользоваться преимуществами, которые они получают благодаря сохранению институционализированных форм сотрудничества, чем подвергнуть себя рискам в целях изменения правил игры.

В девяностые годы этот нарратив стал еще интереснее и противоречивее, и приобрел особую актуальность. Здесь вступает в действие второй миф, лежащий в основе либерального мирового порядка, — миф о том, что этот порядок обладает непреодолимой привлекательностью. Окончание холодной войны и последующее падение коммунистических режимов как будто способствовало распространению и укреплению мирового либерального порядка: на внутреннем фронте новые капиталистические демократии обязаны были стремиться к установлению рыночной экономики и к свободным выборам в политической сфере; на внешнем — взаимоотношения государств должны все более регулироваться международными нормами, отстаивающими гражданские и политические свободы, обещанные капиталистическими демократиями. В дальнейшем либеральный порядок должен распространяться и на незападный мир. Соответствующие правила, регулирующие многосторонние отношения, институты и нормы, все больше и больше будут внедряться в сферы экономики, политики и безопасности. По мере того как станут возрастать положительные системные эффекты, вся система будет развиваться и дальше, и постепенно необходимость в контроле со стороны Соединенных Штатов «начнет уменьшаться». Предполагается, что гораздо легче присоединиться к либеральному мировому порядку (тем более что это сулит ощутимые преимущества), чем противостоять ему или пытаться существенным образом его изменять. Возможность существовать вне системы выглядит все менее реалистичной: найдется не так много стран, которые бы могли самостоятельно нести в современном мире бремя управления, особенно с учетом распространения свободной международной торговли и институтов, стоящих на страже международной безопасности.

Итак: либерализм обладает каким-то магнетическим притяжением, и страны «притягиваются» к системе мирового либерального порядка, словно железные опилки к магниту. За редким исключением, внешняя политика США в течение последних двух десятилетий строится на предположении, что магнитное поле либерализма достаточно сильно и становится только сильнее. Мысль заманчивая, но не следует думать, что она имеет отношение к реальности. В действительности, это магнитное поле определяется разве что своей чрезмерной слабостью. На сегодняшний день страны просто не ощущают себя в равной степени частью либерального порядка, не чувствуют своей ответственности перед ним, не сознают его ограничений. Прошла почти четверть века с 1989 года, и теперь было бы лицемерием утверждать, что либеральный мировой порядок просто «медленно» воплощается в жизнь, как будто следующее демократическое преобразование или успех в международных делах придаст ему необходимый импульс и либеральный порядок вновь восторжествует, как после окончания Второй мировой войны либо падения Берлинской стены. В действительности, цели, на достижение которых направлен либеральный порядок, становятся все недостижимее.

Этот мифический либерализм

Прощай, нищета!

  • Комментарии к записи Прощай, нищета! отключены
  • Тексты

Из истории нам известно много различных институтов, с течением времени ниспровергавшихся и перестраивавшихся из-за их неэффективности. В качестве примера можно привести решение судебных тяжб в средневековой Англии с помощью «судебных поединков». Этот обычай, позволявший ответчику — в том числе и по имущественным делам — доказывать в суде свою правоту с помощью поединка, принесли с собой в 1066 году завоеватели норманны. Согласно этой процедуре, ответчик вступал с истцом в ритуализованное противоборство, которое могло продолжаться до гибели одного из соперников. Подобная практика развилась из воинских обычаев норманнского общества и их веры в то, что Бог всегда поддержит сражающегося за правое дело.

Уже в самых древних документах мы читаем о том, что тяжущиеся стороны могли выставлять вместо себя наемных бойцов. Крупные монастыри, владевшие большим числом земель, а потому часто вступавшие в территориальные споры, даже содержали специально обученных бойцов. Так, в 1287 году аббатство Бери-Сент-Эдмундс участвовало в судебном поединке по вопросу о праве собственности на два поместья. В хрониках аббатства записано, что «Аббат загодя выплатил некоему бойцу по имени Роджер Клерк… 20 марок из собственных денег. После поединка Роджеру было обещано еще 30 марок. В течение всего времени [перед поединком]боец находился у нас вместе со своим наставником… В день Св. Каликста наши враги одержали верх, и наш боец был убит в судебном поединке в Лондоне. Так мы лишились наших поместий Семер и Гротон, не имея никакой надеж ды на их возвращение».

Поскольку ежегодный заработок работника в то время не превышал 3 марок, то боец, которому в случае успеха платили 50 марок, должен был быть очень опытным профессионалом. В отличие от Роджера Клерка из вышеприведенного примера наемные бойцы обычно сражались не до смерти — как правило, один из них сдавался до того, как получал смертельное ранение. Едва ли судебный поединок можно назвать институтом, обеспечивавшим продуктивное землепользование или стимулировавшим инвестиции в землю.

Однако еще в 1179 году арендатор, доказывая свое право на земельный участок, за определенную плату мог испросить у королевского суда «указ мира», запрещающий поединок и предписывающий передать дело на рассмотрение суду из 12 местных рыцарей. Поскольку ответчик мог отдать предпочтение как суду, так и поединку, последние по-прежнему время от времени проводились — в тех случаях, когда хозяин земли либо знал, что его права владения в том или ином отношении сомнительны, либо боялся, что соседи, из которых будет состоять суд, решат дело не в его пользу. Несмотря на то что с судебными поединками было формально покончено лишь в 1819 году, они постепенно вышли из употребления в течение XIV века, будучи полностью вытеснены судебным разбирательством. Так система эволюционировала к более эффективному состоянию без проведения каких-либо формальных реформ.

Выяснить, эволюционируют ли институты в сторону эффективности, достаточно затруднительно. Однако институты, работа которых влечет серьезные социальные издержки, как правило, со временем исчезают. Вообще сила экономических интересов настолько велика, что в тех случаях, когда идеология вступает в конфликт с ними, решение обычно состоит в том, чтобы приспособить идеологию к экономическим интересам, а не наоборот.

Примером такого решения служит выплата процентов по займам. Раннее христианство, а также ислам на протяжении всей его истории объявляли получение процентов ростовщичеством — занятием аморальным. Идея, которой обосновывался такой подход — по крайней мере в случае христианства, — состояла в том, что деньги сами по себе бесплодны. Если кто-то взял деньги взаймы, а год спустя вернул, то почему он должен платить еще и проценты? Сами деньги не способны ничего создать, и поэтому сделка, предусматривающая выплату процентов, несправедлива по отношению к заемщику.

Однако запрет на любые ссуды, выдаваемые под проценты, препятствует множеству взаимовыгодных сделок в экономике. Поэтому и в христианском, и в исламском мире ученые богословы вскоре стали задумываться над тем, как примирить чистые принципы веры с требованиями рынка, сулившего немалые барыши.

Хотя католическая церковь формально сохраняла запрет на ростовщичество в течение всех Средних веков, хитроумные теологи сумели доказать, что большинство видов сделок с процентами в реальности к ростовщичеству не относятся. Поскольку церковь сама была крупным кредитором, заинтересованность в именно таком примирении догм с экономикой была очень велика.

К 1300 году по всей христианской Европе распространились следующие исключения из запрета на получение процентов по кредитам.

1. Партнерские прибыли. В том случае, когда все партнеры рискуют, им дозволялось получать прибыль от капитала, непосредственно вложенного в предприятие (то есть разрешалось финансирование за счет собственных средств).

2. Выплаты по ренте. Любой мог продать за деньги долю в земельной или жилищной ренте. Таким образом, разрешался бессрочный заем по залог недвижимости. Сама церковь активно скупала права на по- лучение ренты, инвестируя в них жертвовавшиеся ей средства.

3. Аннуитет. Так называются ежегодные выплаты фиксированных сумм взамен на получение единовременной крупной суммы, совершаемые до тех пор, пока заемщик не умрет. Такая система допускалась, поскольку объем выплат не был заранее определен. Аннуитеты продавал приор Винчестера, и они были также популярны во многих немецких городах.

4. Упущенная выгода. Заимодавец мог получать компенсацию за прибыль, не полученную им с отданных взаймы денег.

5. Премия за валютный риск. Заимодавец мог получить премию по займу, сделанному в одной валюте, а выплаченному в другой, — тем самым компенсировался риск, связанный с колебаниями валютного курса. Стремясь использовать эту лазейку, заимодавцы составляли контракты таким образом, чтобы избежать любого валютного риска, но при этом все равно получить премию. Формальный запрет на ростовщичество не влек за собой почти никаких издержек для доиндустриального христианского общества. Он ставил вне закона лишь некоторые виды финансирования путем выпуска долговых обязательств. Поскольку на такие займы все равно существовал спрос, он удовлетворялся двумя способами. Согласно первому, разрешение на выдачу таких займов получали евреи, будучи нехристианами. Второй способ состоял в том, что церковные правила просто игнорировались, когда это было выгодно. Крупномасштабное финансирование — выдача займов монархам и Ватикану — в основном не подпадало под действие этих запретов. В 1341 году даже разразился международный финансовый кризис, когда Эдвард III Английский объявил себя неплатежеспособным, что привело к банкротству двух из трех крупнейших европейских банков (Перудзи в 1343 году и Барди в 1346 году).

Мусульманские общества тоже находили хитрые лазейки для обхода запрета на ростовщичество. Главной из них была «двойная продажа», когда заемщик получал, допустим, 100 динаров наличными и клочок ткани, оценивавшийся в абсурдно высокую сумму — 15 динаров. Через год ему следовало вернуть 100 динаров, взятых взаймы, и 15 динаров за ткань. Подобные сделки признавались шариатскими судами. Более того, при изучении протоколов исламских судов в Османской империи в XVI веке мы найдем тысячи откровенных долговых контрактов, выполнение которых контролировалось судами. Также и вакфы — фонды, создававшиеся благочестивыми мусульманами для содержания мечетей, выплаты жалованья имамам и вспомоществования бедным, предоставления общественных услуг, — нередко выдавали из своих средств займы под проценты. Даже в современных мусульманских государствах, в которых действует запрет на ростовщичество, существует банковская система, при которой вкладчики могут получать проценты по своим вкладам, именующиеся не процентами, а партнерской прибылью. Подобные банки в настоящее время работают в Египте, Кувейте, Объединенных Арабских Эмиратах и Малайзии.

Загадка промышленной революции

Как стать современным интеллектуалом

  • Комментарии к записи Как стать современным интеллектуалом отключены
  • Тексты

Итак, давайте посмотрим, каково живётся, скажем, молодой женщине, которая недавно окончила престижный университет и мечтает стать Генри Киссинджером своего поколения. Учеба обременила её долгами, и тем не менее она устраивается на едва оплачиваемую должность практикантки в какой-нибудь благонадежной организации типа Брукингского института. Она начнет шерстить Nexis для какого-нибудь министра торговли в отставке, который три четверти своего четырехчасового рабочего дня посвящает подготовке к круглому столу на тему «Куда движется НАТО?». Её настроение будет меняться в диапазоне от эйфории до отчаяния. Её знаменитый босс может наставить её на путь славы и благополучия (если замолвит за неё словечко перед редактором политического отдела «Нью-Йорк таймс»), но если она ему не понравится, он может преградить ей путь в политические комментаторы, и тогда ей придется подавать документы на поступление в юридическую школу.

Практикантка будет лезть из кожи вон, чтобы заслужить одобрение босса, и, получив его, будет сиять от радости, а не получив, окунаться в бездну отчаяния. Чтобы сохранить уважение к себе, после работы она будет позволять себе небольшие восстания. Встретившись с друзьями, она станет жестоко высмеивать босса, которому она так хочет угодить. В недрах каждого фонда, мозгового треста, издательства, газеты или журнала есть молодые практиканты, метко и едко пародирующие своё начальство. Глумление над начальством для карьериста – это что-то вроде богохульства. Юная челядь интеллектуальных организаций собирается за банкетными столами на приёме в честь открытия конференции или презентации книги и, пожевывая халявные креветки, немилосердно сплетничает о своих беззаботных хозяевах.

К счастью, этот начальный период мучений и тревог обычно не затягивается. Когда наша молодая интеллектуалка пройдёт эту ступень, она начнет испытывать несколько преувеличенное чувство собственной значимости, которое и станет основным источником её самоудовлетворения на всю оставшуюся жизнь. Её первая работа на полную ставку будет называться «помощник». Но пусть вас не обманывает негромкое название должности. В большинстве интеллектуальных организаций самая сложная работа – исследования, осмысление, написание текстов – возложена на самых молодых. Таким образом, складывается двухъярусная система, где на первом уровне рабочие сцены – юные, рвущиеся наверх интеллектуалы, которые собирают и обрабатывают информацию; а на втором корифеи – признанные интеллектуалы, госчиновники, редакторы журналов, президенты университетов, главы фондов и политики, чья основная работа состоит в том, чтобы светиться на различных мероприятиях, объявлять результаты исследований, делать доклады и выдвигать предположения, подобранные и написанные для них рабочими сцены.

Корифеи ходят на собрания, мелькают в вечерних новостях, выступают на форумах по сбору средств, председательствуют на круглых столах и раздают интервью. Всё, что для них делается, они выдают за своё. Когда они не позируют для фотографов из U.S. News and World Report, они говорят по телефону. Нередко их рабочий день складывается так: три часа телефонных разговоров, перерыв на обед и еще четыре часа на телефоне. По телефону они жалуются друг другу, как им не хватает времени на чтение и как они ждут выходных, чтобы полежать с книжкой. Удивительным образом их существование оказывается вывернуто наизнанку. Корифеям достается слава и контакты, рабочие сцены ведают тем, что говорится по существу.

На этой ступени карьеры юной интеллектуалке приходится писать уничижительные меморандумы и хлёсткие колонки, в которых люди на сорок лет старше её подвергаются жесткой критике за некомпетентность и малодушие. Это она даёт оценку новым предложениям, компаниям, сценариям и резюме претендентов на должность преподавателя, которые попадают на стол корифею. В определенном смысле – это пик её реальной власти. К примеру, несколько лет назад мой приятель, работая под началом одного топ-менеджера, написал для него статью в один из ведущих журналов о законопроекте, который был на рассмотрении в Конгрессе. Спустя некоторое время мой приятель влился в команду кандидата в президенты. И когда топ-менеджер послал кандидату свою колонку, моему другу пришлось от имени политика написать похвальный отзыв на им же написанную статью.

Платой за подобные удовольствия становятся мелкие унижения, которые вынужден выносить рабочий сцены. Нашей героине приходится толкаться в сонме прихлебателей, когда её корифей идёт по коридорам. Кроме того, корифеи ходят налегке и, дабы показать свою витальность, ходят достаточно быстро. Ассистентка, кроме собственных документов, таскает документы своего корифея, и ей приходится неловко поспевать за стремительным боссом. Бывает, что корифей выходит из кабинета или садится в машину и закрывает за собой дверь. Несчастной помощнице приходится перекладывать папки из одной руки в другую, чтобы открыть дверь и напомнить корифею о своем существовании.

И всё же эта ступень карьеры чрезвычайно важна, потому что именно в роли девочки на побегушках молодая интеллектуалка начинает верно оценивать вес игроков на поле. Благодаря положению её знаменитого босса юница получает доступ к людям и институциям, которые были бы для неё закрыты, не имей она связей.

Как стать современным интеллектуалом

Тюльпанов горький запах

  • Комментарии к записи Тюльпанов горький запах отключены
  • Тексты

В первой половине XVII века голландцы гордились тремя вещами: самым могучим и непобедимым флотом; самыми грандиозными, как нигде более в мире, плодами свободы; и — если мне будет дозволено объ­единить в одной фразе вещи более и менее важные — как минимум двумя сотнями разновиднос­тей тюльпана. Случалось, что словарь не поспевал за этим богатством природы. В те времена имелось пять разновидностей «Чуда», четыре «Изумруда», целых тридцать «Образцов совершенства» (что представляется некоторым семантическим злоупотреблением). Обладающие фантазией владельцы тюльпанов изобретали для них названия, полные поэзии, — «Королевский агат», «Диана», «Арлекин», а лишенные воображения попросту называли свои образцы «Пестрый», «Девица», «Красно-желтый». На потребу растущего рынка в названиях стали появляться также воинские чины, да что там, была пущена в ход даже голландская история, поэтому возникли «Адмирал ван Энкхейзен», «Адмирал ван Эйк» и множество других. Со временем один ловкий выращиватель тюльпанов смело использовал это обстоятельство, решив всех переплюнуть, и назвал свой сорт «Генерал генералов». Были среди сортов, разумеется, и «Король», и «Вице-король», и «Князь», как если бы все это тюльпанное разнообразие, граничащее с хаосом, решено было привести в аристократический воинский порядок.

Огромное количество сортов тюльпанов, выращиваемых тогда в Голландии, способно поразить воображение и вызвать восторг, но в этом таился также и зародыш катастрофы. Если карточная игра ведется с небольшим количеством карт, то она, как правило, проста, банальна и вскоре заканчивается; а когда, напротив, игроки располагают, скажем, несколькими колодами карт, то открывается поле для хитроумных комбинаций, обдуманной стратегии, взвешенного риска и изощренных методик. Так произошло и с тюльпанами; следовало только договориться, какие сорта будут считаться «тузами», а какие «шестерками».

Это, конечно, лишь первая робкая попытка приблизиться к теме. Игровые элементы в ней занимали не последнее место, но по существу тюльпано­мания представляла собой весьма сложное явление. Наиболее важным и решающим был, пожалуй, экономический аспект проблемы. Иначе говоря, установленная природой иерархия ценностей начала подменяться биржевой иерархией, и тюльпан стал утрачивать свои свойства и привлекательность цветка, бледнеть, лишаться цветов и форм, превращаться в абстрактное понятие, наименование, символ, обмениваемый на определенную сумму денег. Возникли сложные таблицы, в которых отдельные сор­та располагались в соответствии с меняющейся рыночной стоимостью наподобие курса ценных бумаг или валют. Пробил час великой спекуляции.

На протяжении всей тюльпаномании — то есть полутора десятков лет — на самой вершине указанных ценников постоянно, словно солнце в зените, находился сорт «Semper Augustus». Я лично никогда не встречал его. Бесполезно было бы искать этот сорт в магазинах, которые, как и наши, торгуют стандартными розами, стандартными яйцами, стандартными автомобилями. Моя вина. Если бы я посещал ботанические сады с таким же усердием, как музеи, возможно, встреча и состоялась бы. Однако этот сорт знаком мне по старинной акварели. Он действительно прекрасен благодаря своей изысканной и в то же время простой гармонии цветов. Лепестки у него безупречно белые, вдоль них пробегают пылающие рубином жилки, а на дне чаши цветка — голубизна, подобная отражению неба в хорошую погоду. Это был в самом деле исключительно кра­сивый сорт, но цена, которой достигал «Semper Augustus» — пять тысяч флоринов (это стоимость дома с большим садом), вызывает дрожь беспокойства. Границы здравого смысла здесь явно нарушены. Отныне нам предстоит перемещаться по зыбкой территории болезненных фантазий, неудержимой жажды обогащения, безумных иллюзий и горьких разочарований.

Случалось, что сделки заключались по бартеру, что позволяет еще лучше представить размеры этого безумия. Вот пример. За одну луковицу тюльпана «Вице-король» (он стоил вполовину меньше, чем «Semper Augustus») заплатили однажды товаром согласно следующему списку:

2 воза пшеницы;

4 воза ржи;

4 откормленных вола;

8 бочек свиного жира;

12 бочек бараньего жира;

2 бочки вина;

4 бареля доброго пива;

2 тонны сливочного масла;

1000 фунтов сыра.

К этим напиткам, еде и домашним животным была добавлены еще кровать, костюм и серебряный кубок.

В начальной стадии тюльпаномании цены постоянно шли в гору и, как сказали бы маклеры, тенденция на цветочной бирже была вначале благопри­ятная, затем оживленная, вплоть до весьма оживленной, ну а в конце, который наступил довольно скоро, она перешла в стадию совершенно неконтролируемой рассудком эйфории.

Разверзалась все большая пропасть между реальной стоимостью предлагаемых луковиц и ценой, которую за них платили. Причем платили охотно, с радостью, как бы в предчувствии скорой улыбки фортуны. Большинство тех, кого затронула тюльпаномания, играли на повышение, то есть действовали в убеждении, что конъюнктура роста цен будет продолжаться вечно (не напоминает ли это прогрессистов?) и что луковица, купленная сегодня, удвоит свою стоимость завтра, ну, самое позднее, послезавтра. В этих фантастических спекуляциях, если относиться к ним серьезно, без иронии (ибо «давность» истории вовсе к этому не располагает), можно усмот­реть и нечто более глубокое — например, древний человеческий миф о чуде размножения.

А если оставаться в земных категориях, то дело выглядело так: продавцы совершенно не считались с возможностями покупателей, a покупатели, что еще хуже, как будто полностью утратили инстинкт самосохранения и не считались с собственными возможностями. Всем хорошо известно лихорадочное настроение, сопутствующее крупным биржевым опе­рациям, однако в случае тюльпаномании это было нечто более серьезное, более патологическое, нежели просто «настроение».

Психические отклонения, носящие название «мания», обладают одной общей чертой: лица, ею затронутые, склонны создавать автономные воображаемые миры, управляемые собственными законами. В нашем случае это напоминало гигантскую цветочную лотерею, в которой все участники надеялись выиграть главный приз. Игра эта происходила, однако, не на специально выделенном для этой цели острове, а в стране, где фундаментальными достоин­ствами были благоразумие, умеренность, ну и — платежеспособность. Система, основанная на мещанской расчетливости, не смогла ужиться с системой финансовых фантасмагорий. Столкновение мира желаний с реальной действительностью стало неизбежным и, как обычно в таких случаях, очень болезненным.

Тюльпанов горький запах

Речь над могилами воинов

  • Комментарии к записи Речь над могилами воинов отключены
  • Тексты

37. «Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве (демоса). По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую славу в том или другом деле; равным образом, скромность звания не служит бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству. Мы живем свободною политическою жизнью в государстве и не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие, и не показываем при этом досады, хотя и безвредной, но все же удручающей другого. Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов главным образом из страха перед ними и повинуемся лицам, облеченным властью в данное время; в особенности же прислушиваемся ко всем тем законам, которые существуют на пользу обижаемым и которые, будучи неписанными, влекут (за нарушение их) общественный позор.

38. Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов, равно как и благопристойностью домашней обстановки, повседневное наслаждение которой прогоняет уныние. Сверх того, благодаря обширности нашего города, к нам со всей земли стекается все, так что мы наслаждаемся благами всех других народов с таким же удобством, как если бы это были плоды нашей собственной земли.

39. В заботах о военном деле мы отличаемся от противников следующим: государство наше мы предоставляем для всех, не высылаем иноземцев, никому не препятствуем ни учиться у нас, ни осматривать наш город, так как нас нисколько не тревожит, что кто-либо из врагов, увидев что-нибудь не скрытое, воспользуется им для себя; мы полагаемся не столько на боевую подготовку и военные хитрости, сколько на присущую нам отвагу в открытых действиях. Что касается воспитания, то противники наши еще с детства закаляются в мужестве тяжелыми упражнениями, мы же ведем непринужденный образ жизни и тем не менее с неменьшей отвагой идем на борьбу с равносильным противником. Вот доказательство этому: лакедемоняне идут войною на нашу землю не одни, а со всеми своими союзниками, тогда как мы одни нападаем на чужие земли и там, на чужбине, без труда побеждаем большей частью тех, кто защищает свое достояние. Никто из врагов не встречался еще со всеми нашими силами во всей их совокупности, потому что в одно и то же время мы заботимся и о нашем флоте, и на суше высылаем; наших граждан на многие предприятия. Когда в стычке с какою-либо частью наших войск враги одерживают победу над нею, они кичатся, будто отразили всех нас, а потерпев поражение, говорят, что побеждены нашими совокупными силами. Хотя мы и охотно отваживаемся на опасности, скорее вследствие равнодушного отношения к ним, чем из привычки к тяжелым упражнениям, скорее по храбрости, свойственной нашему характеру, нежели предписываемой законами, все же преимущество наше состоит в том, что мы не утомляем себя преждевременно предстоящими лишениями, а, подвергшись им, оказываемся мужественными не меньше наших противников, проводящих время в постоянных трудах. И по этой и по другим еще причинам государство наше достойно удивления.

40. Мы любим красоту, состоящую в простоте, и мудрость без изнеженности; мы пользуемся богатством как удобным средством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и сознаваться в бедности у нас не постыдно, напротив, гораздо позорнее не выбиваться из нее трудом. Одним и тем же лицам можно у нас и заботиться о своих домашних делах, и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности. Мы сами обсуждаем наши действия или стараемся правильно ценить их, не считая речей чем-то вредным для дела; больше вреда, по нашему мнению, происходит от того, если приступать к исполнению необходимого дела без предварительного обсуждения его в речи. Превосходство наше состоит также и в том, что мы обнаруживаем и величайшую отвагу и зрело обсуждаем задуманное предприятие; у прочих, наоборот, неведение вызывает отвагу, размышление же — нерешительность. Самыми сильными натурами должны, по справедливости, считаться те люди, которые вполне отчетливо знают и ужасы и сладости жизни, благодаря чему они не отступают перед опасностями. Равным образом, в отношениях человека к человеку наши действия противоположны тактике большинства: друзей мы приобретаем не тем, что получаем от них услуги, но тем, что сами их оказываем. Оказавший услугу — более надежный друг, так как он своим расположением к получившему услугу сохраняет в нем чувство признательности; напротив, человек облагодетельствованный менее чувствителен: он знает, что ему предстоит возвратить услугу, как лежащий на нем долг, а не из чувства благодарности. Мы одни оказываем благодеяния безбоязненно, не столько из расчета на выгоды, сколько из доверия, покоящегося на свободе.

41. Говоря коротко, я утверждаю, что все наше государство — центр просвещения Эллады; каждый человек может, мне кажется, приспособиться у нас к многочисленным родам деятельности, и, выполняя свое дело с изяществом и ловкостью, всего лучше может добиться для себя независимого положения. Что все сказанное не громкие слова по поводу настоящего случая, но сущая истина, доказывает самое значение нашего государства, приобретенное нами именно благодаря этим свойствам. Действительно, из нынешних государств только одно наше выдерживает испытание, чтобы стать выше толков о нем; только одно наше государство не возбуждает негодования в нападающих на него неприятелях в случае поражения их такими людьми (как мы), не вызывает упрека в подчиненных, что они будто бы покоряются людям, не достойным владычествовать. Создав могущество, подкрепленное ясными доказательствами и достаточно засвидетельствованное, мы послужим предметом удивления для современников и потомства, и нам нет никакой нужды ни в панегиристе Гомере, ни в ком другом, доставляющем минутное наслаждение своими песнями, в то время как истина, основанная на фактах, разрушит вызванное этими песнями представление. Мы нашей отвагой заставили все моря и все земли стать для нас доступными, мы везде соорудили вечные памятники содеянного нами добра и зла. В борьбе за такое-то государство положили свою жизнь эти воины, считая долгом чести остаться ему верными, и каждому из оставшихся в живых приличествует желать трудиться ради него».

Фукидид. Речь Перикла над могилами воинов. (Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах. Для высших учебных заведений. Том 1. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Греческая литература. М., «Просвещение», 1965) 

Согласие без согласия. Манипуляция общественным мнением

  • Комментарии к записи Согласие без согласия. Манипуляция общественным мнением отключены
  • Тексты

Теперь взглянем на доктрины, хитроумно изготовленные ради насаждения современных форм политической демократии. Они с большой точностью изложены в важном учебнике по PR-индустрии, написанном одной из его ведущих фигур, Эдуардом Бернейсом. Он начинает с замечания о том, что «сознательная и разумная манипуляция организованными привычками и мнениями масс является важным элементом демократического общества». Ради выполнения этой основополагающей задачи «разумные меньшинства должны использовать пропаганду непрестанно и систематически «, потому что только они «понимают ментальные процессы и социальные модели в массах» и могут «дергать за веревочки, управляющие общественным мнением». Потому-то наше «общество и согласилось с тем, что его руководство и пропаганда организовали свободную конкуренцию», другой случай «согласия без согласия». Пропаганда снабжает руководство механизмом «формирования мнения масс», чтобы «массы применили свою вновь обретенную силу в желательном направлении». Руководство «может муштровать каждый элемент общественного мнения подобно тому, как армия муштрует тела своих солдат». Такой процесс «изготовления согласия» является самой «сутью демократического процесса», писал Бернейс незадолго до того, как в 1949 году был награжден за свои работы Американской Психологической Ассоциацией.

Важность «контроля над общественным мнением» признавалась с растущей отчетливостью по мере того, как народным движениям удавалось расширять процесс демократизации, тем самым породив то, что либеральные элиты называют «кризисом демократии»: население, обыкновенно пассивное и апатичное, становится организованным и стремится выйти на политическую арену, чтобы реализовать собственные интересы и требования, угрожая тем самым стабильности и порядку. Как объяснил проблему Бернейс, «всеобщее избирательное право и школьное обучение… в конце концов, привело к тому, что простого народа стала страшиться даже буржуазия. Ибо массы обещали сделаться королем», но была надежда, что эту тенденцию удастся повернуть вспять по мере того, как изобретались и внедрялись новые методы «формирования мнения масс».

Хороший либерал эпохи «нового курса», Бернейс получил свою квалификацию в Комитете Вудро Вильсона по публичной информации, первом американском агентстве по государственной пропаганде. «Потрясающий успех пропаганды в годы войны открыл глаза разумному меньшинству во всех жизненных сферах на возможности манипуляции общественным мнением», писал Бернейс в своем PR-учебнике под названием «Пропаганда». Представителям разумного меньшинства, вероятно, было невдомек, что их «потрясающий успех» в немалой степени объяснялся пропагандистскими утками о гуннских зверствах, уготованных им британским Министерством информации, которое тайно определило свою задачу так: «направлять мысли большинства жителей земного шара».

Всё это хорошая вильсонианская доктрина, известная как «вильсонианский идеализм» в политической теории. Согласно собственным взглядам Вильсона, элита джентльменов с «возвышенными идеалами» необходима для поддержания «стабильности и справедливости». И именно разумное меньшинство «ответственных людей» должно осуществлять контроль над принятием решений писал Уолтер Липпман, другой ветеран Комитета Вильсона по пропаганде, в своих влиятельных очерках по демократии. Липпман был также наиболее уважаемой фигурой в журналистике США и выдающимся комментатором по социальным вопросам в течение полувека. Он детально разработал теорию, согласно которой разумное меньшинство представляет собой «специализированный класс», ответственный за ориентацию политики и «формирование здравого общественного мнения». Этот класс должен быть избавлен от вмешательства со стороны широкой публики, «невежественных аутсайдеров, сующихся не в свое дело». Публику нужно «поставить на место», продолжал Липпман; ее «функция» быть «наблюдателями действия», а не его участниками, не считая периодически проходящих выборов, на которых публике приходится выбирать своих руководителей из среды специализированного класса. Лидерам же надо предоставить свободу работы в «технократической изоляции» (мы заимствуем новейшую терминологию Всемирного Банка).

В своей «Энциклопедии социальных наук» Гарольд Лассуэлл, один из основоположников современной политологии, предупреждал, что разумное меньшинство должно «распознавать невежество и идиотизм масс» и не поддаваться «демократическому догматизму, согласно которому простые люди наилучшие судьи собственных интересов». Не они наилучшие судьи, а мы. Массы следует контролировать ради их же блага, и в наиболее демократических обществах, где сила не применяется, социальным менеджерам придется обратиться к «совершенно новому методу контроля, в значительной степени с помощью пропаганды».

Заметьте, что это хорошая ленинистская доктрина. Аналогии между прогрессивной теорией демократии и марксизмом-ленинизмом довольно-таки удивительны, хотя Бакунин предсказывал их задолго до нашего времени.

Вместе с правильным пониманием идеи «согласия» мы уразумеваем, что претворение в жизнь планов бизнеса, сопровождающееся игнорированием возражений широкой общественности, происходит «с согласия управляемых»: одна из форм «согласия без согласия». Вот честное описание того, что происходит в Соединенных Штатах. Между предпочтениями публики и публичной политикой зачастую бывает зазор. В последние годы этот зазор сделался значительным.

Ноам Хомски, «Прибыль на людях», М.: Праксис, 2002.

1 … 187 188 189 190 191 … 268