Искусство на войне

Взаимоотношение между искусством и войной, или искусством и террором, всегда было, мягко говоря, амбивалентным. Действительно, искусству для развития требуются покой и мир. Оно, однако, регулярно использовало этот покой, чтобы воспевать героев и их подвиги. Излюбленными темами искусства долгое время являлись слава и невзгоды войны. Но художник классической эпохи был лишь рассказчиком или иллюстратором военных событий – в прошлом он никогда не соперничал с воином. Разделение труда между войной и искусством было вполне четким. Воин сражался, а художник изображал войну.

Таким образом, художник и воин находились во взаимной зависимости. Воин давал художнику тему для искусства. При этом он нуждался в художнике гораздо больше, нежели художник в нем. В конце концов художник мог всегда найти другую, более мирную тему для работы.

Но только художник мог обеспечить воину известность и закрепить ее в памяти будущих поколений. Действительно, героические военные действия прошлого были бы тщетными и бессмысленными без художника, который один мог засвидетельствовать их для памяти будущих поколений. В наше время, однако, ситуация заметно изменилась: воин больше не нуждается в художнике, чтобы получить известность и вписать свои подвиги в мировую память. Для этой цели в его распоряжении весь арсенал современных медиа. Любой акт террора, любое военное действие немедленно запечатлевается, регистрируется, отражается и интерпретируется медийными технологиями. Эта машина медиального освещения функционирует практически автоматически. Чтобы быть приведенной в движение, она не требует ни индивидуального художественного вмешательства, ни индивидуального решения художника. Приводя в действие взрывной механизм, современный воин или террорист одновременно приводят в действие и медийную машину.

Действительно, средства массовой информации сегодня стали гораздо более мощными и влиятельными машинами по производству изображений, чем наша современная арт-система. Ни один художник не может соревноваться со скоростью создания и распространения изображений войны, террора и всевозможных катастроф, которыми нас постоянно «бомбардируют» медиа. Создается впечатление, что художник – этот последний ремесленник современности – не имеет шансов соперничать с коммерческими машинами по производству изображений.

Более того, террористы и военные сами начинают вести себя как художники. Их излюбленным жанром стал видеоарт. Бен Ладен общался с внешним миром в основном с его помощью: мы знаем его в первую очередь как видеохудожника. То же самое можно сказать и о записях казней, о признательных видео террористов и т. д. – во всех этих случаях мы имеем дело с сознательными творческими инсценировками с легко узнаваемой эстетикой. Военные больше не ждут, пока художник запечатлеет войну и террор: военные действия теперь совпадают по времени с их документацией и репрезентацией. Функция искусства как средства репрезентации и роль художника как посредника между реальностью и памятью здесь оказываются абсолютно лишними. То же можно сказать и о знаменитых фотографиях и видео тюрьмы Абу-Грейб в Багдаде. Они демонстрируют поразительное и весьма настораживающее сходство с альтернативным американским и европейским кино 1960-х и 1970-х (фильмами Венских акционистов, Пазолини и т. п.) В обоих случаях целью является показать обнаженное, беззащитное, страждущее тело, обычно прикрытое системой социальных конвенций. Разумеется, революционное искусство 60-х и 70-х годов прошлого века стремилось подорвать традиционный набор условностей и убеждений, доминировавших в культуре того времени. В случае же с изображениями из Абу-Грейба эта цель, можно с уверенностью сказать, оказалась абсолютно извращенной: субверсивная эстетика в них используется с целью атаковать и унизить другую культуру – жест, диаметрально противоположный рефлексивному самоунижению и не подвергающий сомнениям консервативные ценности культуры самих агрессоров. Центральным, однако, так или иначе остается тот факт, что обе стороны в войне с терроризмом производят и распространяют визуальные образы без какого-либо вмешательства художника.

Тут следует оставить в стороне все этические и политические оценки и анализ подобного типа изображений – они и без того достаточно очевидны. В данный момент важно отметить, что изображения, о которых идет речь, стали иконами современного коллективного воображения. Видео террористов и видео из тюрьмы Абу-Грейб занимают в нашем сознании и даже подсознании гораздо более существенное место, чем какое-либо произведение современного искусства. Подобное исключение художника из практики создания визуальных образов особенно болезненно для современной арт-системы, поскольку именно с начала Нового времени художники стремились быть радикальными, смелыми, нарушать табу и преодолевать любые преграды и границы. Дискурс искусства авангарда заимствует значительную часть своей терминологии из военной практики – включая, разумеется, само понятие авангарда. Так, ведется речь о подрывании норм, разрушении традиций, нарушении запретов, практике определенных стратегий, об атаке на существующие художественные институты и т. п. Из этого следует, что модернистское искусство не только иллюстрирует, превозносит или критикует войну, но и само принимает в ней участие. Художники классического авангарда считали себя агентами негации, разрушения и искоренения всех традиционных форм искусства. В соответствии с вдохновленной гегелевской диалектикой известной максимой «отрицать – значит создавать», которую также пропагандировали как «активный нигилизм» такие авторы, как Бакунин и Ницше, художники авангарда легитимировали создание новых икон путем разрушения старых. Произведение модернистского искусства оценивалось по степени его радикализма, по тому, как далеко зашел его автор в разрушении художественных традиций. Несмотря на то что модернизм тем временем неоднократно провозглашался устаревшим, критерий радикальности и в наши дни не утратил своей релевантности при оценке искусства. Худшее, что можно сказать о художнике, – это то, что его или ее искусство «безвредно».

Это означает, что современное искусство весьма неоднозначно относится к терроризму, к насилию. Отрицательное отношение художников к репрессивной власти государства считается само собой разумеющимся. Художники, следующие традициям модернизма, должны отстаивать суверенитет индивидуума против притеснений со стороны власти. Отношение же художника к индивидуальному и революционному насилию, к насилию как к радикальному утверждению суверенности индивидуума перед лицом государства, значительно сложнее. Глубокое внутреннее соответствие между модернистским искусством и революционным индивидуальным насилием имеет долгую историю. В обоих случаях радикальное отрицание приравнивается к аутентичному творчеству. Временами это соответствие принимает форму соперничества.

Следовательно, искусство и политика связаны, во всяком случае, в одном фундаментальном отношении: и там и там ведется борьба за признание.

Борис Гройс, «Политика поэтики» Издательство: Ад Маргинем, 2012 г.

Ловушка для кабельщиков

Гренадцы были дилетантами, дорого заплатившими за уроки Зиглера-Бринка. Вместо этого им следовало взять несколько уроков на Кайманах, где обязательным предметом является искусство летать ниже радара.

Джон Мэтьюсон отслужил в корпусе морской пехоты США, а затем управлял собственной строительной компанией в Чикаго. На пороге своего 52-летия, в 1980 году, он решил, что заработал достаточно денег, чтобы удалиться на покой. Неудивительно, что после стольких зим, проведенных на Среднем Западе, Мэтьюсон выбрал такое теплое местечко, как западные Карибы. Но на его выбор повлияло еще кое-что кроме яркого солнца и возможности заняться подводным плаванием. Мэтьюсон решил начать новую карьеру. На этот раз он намеревался стать банкиром, а Кайманы были исключительно благоприятным для этого местом. Переезжая туда, он и не подозревал, что однажды хот-дог из Нью-Джерси разрушит всю его жизнь.

Первое, что сделал Мэтьюсон после того, как купил подставной банк Argosy, — это подыскал ему более подходящее название. Он остановился на Guardian Bank and Trust Company, потому что в мире было, по меньшей мере, еще 11 банков, название которых начиналось с Guardian, и он знал, что, создав таким образом некоторую путаницу, сильно затруднит отслеживание сделок своего Guardian.

«Это было очень важно, — говорил он позднее, — потому что офшорные банки в маленьких юрисдикциях вынуждены совершать большинство своих операций через международные платежные системы, и им необходимо найти способы минимизировать возможность обнаружения и раскрытия информации о клиентах».

В отличие от других компаний и банков, регистрировавшихся в те дни на Кайманах, Guardian имел там физическое присутствие, арендуя офис на втором этаже невысокого здания в деловой части города. По закону, его клиентами могли быть только иностранцы, но это не было проблемой, потому что Мэтьюсона всегда привлекала европейская клиентура. И все же иметь банк — это одно, а заполучить клиентов — совсем другое. Как он ни старался, ему так и не удалось набрать достаточное число европейцев, чтобы поддержать свое предприятие.

Тогда он решил обратиться к североамериканскому рынку и развернул мощную рекламную кампанию в американских и канадских журналах. В размещенных там объявлениях Мэтьюсон откровенно намекал на то, что поможет своим клиентам сделать подоходный налог «делом выбора». Однако он никогда не был настолько безрассуден, чтобы прямо призывать вас не платить налоги, нет, он говорил лишь о «защите активов». И это работало. К 1990 году объем вкладов, привлеченных банком Мэтьюсона, составил 350 млн. долларов. Более 90% клиентов были американцами, из которых 95% выбрали его банк исключительно из-за нежелания платить налоги.

«Без американских клиентов банковская индустрия на Каймановых островах не могла бы существовать, — говорил он позднее. — Более того, глупо было бы рассчитывать на то, что кто-то захочет открыть офшорный счет, не имея такого мотива, как избежание налогообложения».

* * *

Задолго до того, как Мэтьюсон изобрел Guardian или Гордон начал продавать хот-доги, в Америке стало развиваться кабельное телевидение.

Хотя на это потребовалось более десятилетия и хотя большая часть остального мира выбрала спутники, к 1980 годам появилось огромное количество спортивных, новостных и ночных порнографических каналов, которые привлекли огромную зрительскую аудиторию, но наибольшей популярностью пользовались CNN, HBO, ESPN, Cinemax, Showtime и порнография. Однако у этого бизнеса был один серьезный недостаток. Подобно голландскому мальчику, который, если верить легенде, обнаружив в плотине дырочку, заткнул ее пальцем да так и простоял возле нее всю ночь, спасая от затопления свою деревню, поставщики кабельных услуг должны были постоянно следить за тем, чтобы их зашифрованные сигналы не так легко было украсть.

Проблема заключалась в микропроцессоре. В отличие, скажем, от мобильного телефона, где компьютер, позволяющий вам подключаться к сети, располагается в телефонной компании, декодер кабельного телевидения, расшифровывающий телевизионный сигнал, находится в вашем доме, обычно рядом с телевизором. Поскольку доступ к этому декодеру никак не ограничен, то любому человеку, желающему украсть эту услугу, достаточно лишь снять крышку, вынуть микропроцессор с 28 ножками, воткнуть на его место модифицированный чип и поставить крышку на место. Люди, которые толком не умеют пользоваться своим собственным видеомагнитофоном, могут проделать этот фокус менее чем за 30 секунд. Поставщики услуг кабельного телевидения винят производителей оборудования в том, что те делают пиратское подключение к сети таким легким. Производители винят передовую технологию, которая всегда доступна тем, кто хочет ею воспользоваться.

Уже в 1984 году в Вашингтоне поняли, что кабельное пиратство представляет собой серьезную проблему, и попытались что-то предпринять, но вышло только хуже. В соответствии с принятым в тот год законом о кабельном телевидении преступлением считалась кража сигнала, а не покупка, продажа или установка декодера. В отличие от наркотиков, хранение которых является нарушением закона, в данном случае ответственность наступала только за незаконное использование вами пиратского декодера. Т.е. вы могли купить такой декодер, установить его и спокойно пользоваться им, при условии, что вы платите оператору кабельного телевидения за то, что смотрите. Поэтому оказалось, что единственным человеком, нарушавшим закон, является конечный пользователь, а не те люди, которые производят и продают декодеры.

Неудивительно, что в 1980-х годах рынок наводнили пиратские дескремблеры. Пираты кабельного телевидения вышли из преступного мира и внедрились в мир законопослушный, по большей части подталкиваемые самой этой отраслью, которая взимает с клиентов плату за каждый подключенный телевизор. Если вы заплатили за подключение к кабельной сети телевизора в гостиной и вдруг решаете, что хотите использовать еще и телевизор в спальне, то поставщики этой услуги возьмут с вас за него отдельную плату, утверждая, что имеют на это полное право. Потребители, чувствуя себя ущемленными, возражают, что, поскольку владение пиратским декодером не является незаконным, то, оплатив кабель для одного телевизора, они имеют полное право подсоединить декодер ко второму. Как бы то ни было, это, по крайней мере, недорогой способ проучить излишне жадные кабельные компании.

И кабельное пиратство превратилось в идеальное преступление.

Пираты, рассматривая это как высокодоходное предприятие с низкими рисками, размещали рекламу в ведущих национальных изданиях. Население считало их бизнес вполне законным: пиратам ведь не разрешили бы публиковать такие объявления. Соответственно, уже в 90-е годы рыночное предложение данных услуг стало резко увеличиваться, чтобы удовлетворить возрастающий спрос. С появлением Интернета пираты ринулись в киберпространство, предлагая готовые декодеры в сети. Сегодня существуют целые сайты, на которых можно найти инструкции для любителей, которые хотят сами изготовить декодер. Необходимые детали стоят порядка 13 долларов, и их до смешного легко купить в отделах электроники, находящихся практически в каждом торговом центре.

В результате кабельное пиратство распространилось настолько широко, что данной услугой, по некоторым оценкам, пользуется каждый пятый потребитель. Сегодня стоимость американского кабельного бизнеса составляет порядка 24 млрд. долларов в год. Примерно 7 млрд. из них приходится на пиратов. Поэтому, коль речь идет о таких больших деньгах, неудивительно, что они нанимают профессиональных маркетологов, первоклассных инженеров и вкладывают огромные суммы в исследования и разработки. Ведь им необходимо всегда быть впереди законных производителей микропроцессоров.

Естественно, что, когда дело доходит до защиты собственного рынка, операторы кабельного телевидения ведут себя очень агрессивно. Поэтому, когда руководитель некой компании — поставщика услуг в Джерси-Сити услышал, что продавец хот-догов заодно торгует пиратскими декодерами, он обратился в офис ФБР в соседнем Нью-Арке. Задержание уличного продавца хот-догов — это вам не перестрелка в стиле Джона Диллинджера, поэтому провести его поручили человеку, занимающему самое скромное положение среди агентов.

Билл Уолди работал в ФБР всего три года, а родом он был из Нью-Джерси. Вначале его направили в отделение в Вашингтоне, округ Колумбия, но затем перевели в родной город. Начальство поручило ему не очень-то почетную работу: с точки зрения ФБР, дело о кабельном пиратстве относилось к числу третьеразрядных. Уолди же считал, что у него и так полно довольно скучной работы.

«Гордон продавал декодеры Oak Sigma, — говорит Уол-ди, — и это, похоже, было самым интересным в данном деле, потому что никому до этого не удавалось сломать код декодера Oak Sigma. С декодерами General Instrument и Scientific Atlanta проблем не было, но Oak взломать было нелегко. Я решил, что эта работа займет у меня от силы пару дней. Съем несколько хот-догов, сделаю пару контрольных покупок, а потом арестую этого парня».

Уолди пошел взглянуть на Гордона и понял, что с тем не так-то легко будет справиться. Покупка хот-догов никаких вопросов не вызвала, однако, услыхав о декодерах, Гордон насторожился. Он хотел знать, откуда Уолди стало известно о том, что он продает декодеры. Ему нужны были рекомендации. Конечно, Уолди сказал Гордону все, что тот хотел услышать, и когда Гордон счел, что его покупатель вполне надежен, он спросил: «Пригород или Джерси-Сити?»

Уолди стало интересно. Что за поставщики у Гордона, подумал он, если у него имеются декодеры Oak с разными чипами. Одно дело воткнуть микропроцессор в декодер, другое — предлагать на рынке различные варианты декодеров. Кабельные декодеры стоят порядка 35 долларов. Пятидолларовый пиратский чип поднимает их цену до 250–350 долларов. Гордон продавал Oak Sigma по 450 долларов.

«Я сделал ошибку, — признает Уолди, — недооценив этого парня. Я думал, он торгует хот-догами, чтобы заработать на жизнь. Никак не мог себе представить, что он продает огромное количество различных декодеров. Стало очевидно, что поставщики Гордона участвуют в сложной операции. Я не знал, сколько еще было таких Гордонов, но меня они мало интересовали. Необходимо было выйти на человека, стоящего на следующей ступеньке этой лестницы, а затем проследовать по ней до самого верха. Здесь-то я и совершил ошибку. Вместо того чтобы раскрыть это дело за несколько дней, я растянул его на целых четыре года».

Через некоторое время Гордона застрелили. С тех пор прошло более 10 лет, но многие люди, живущие далеко от Джерси-Сити, по-прежнему помнят его хот-доги.

Ловушка для кабельщиков

Размышления о еврейском вопросе

Антисемит готов согласиться, что евреи умны и трудолюбивы, он даже признается, что в этом смысле он будет послабее. Такая уступка ему ничего не стоит: эти качества он просто «выносит за скобки». Или, вернее, они входят в его подсчет с отрицательным знаком: чем больше у евреев достоинств — тем они опаснее. Что касается самого антисемита, то он на свой счет не заблуждается. Он знает, что он человек средних способностей, даже ниже средних, и в глубине души сознает: он — посредственность. Чтобы антисемит претендовал на индивидуальное превосходство над евреями, таких примеров просто нет. Но не надо думать, что он стыдится своей посредственности, напротив, он доволен ею, он сам ее выбрал, — я говорил об этом. Этот человек боится какого бы то ни было одиночества, будь то одиночество гения или одиночество убийцы. Это человек толпы: уже и так трудно быть ниже его, но на всякий случай он старается еще пригнуться, боясь отделиться от стада и оказаться один на один с самим собой. Он и стал-то антисемитом потому, что не может он существовать совсем одинокий.

Фраза: «Я ненавижу евреев», — из тех, какие произносят только в группе; произнося их, говорящий как бы вступает в некие наследственные права, вступает в некий союз — в союз посредственностей. Здесь стоит напомнить, что признание собственной посредственности совсем не обязательно ведет к скромности или хотя бы к умеренности. Совсем напротив, посредственность страстно гордится собой, и антисемитизм — это попытка посредственностей возвыситься именно в этом качестве, создать элиту посредственностей. Для антисемита ум, интеллигентность — признаки еврея, и он может совершенно спокойно презирать их наравне со всеми прочими еврейскими достоинствами: подобными эрзацами евреи пользуются для того, чтобы заменить ту спокойную посредственность, которой им вечно не хватает.

Настоящему французу с глубокими деревенскими, народными корнями, несущему в крови традиции двадцати веков, впитавшему мудрость предков и блюдущему издревле установленные обычаи, интеллигентность ни к чему. Его нравственность основана на усвоении того, что наслоилось после сотни поколений, трудившихся надо всем, что их окружало, — то есть на собственности. Но само собой понятно, что речь тут идет о собственности унаследованной, а не приобретенной. Антисемиту чужд сам принцип многообразия форм современной собственности: деньги, акции и т.п. — это все абстракции, порождения ума, нечто относящееся к сфере абстрактного семитского интеллекта. Акция не принадлежит никому, потому что может принадлежать любому, и потом, это только символ богатства, а не конкретное имущество. Антисемит понимает только один тип примитивного, территориального приобретения, основанный на поистине магическом отношении владения, в котором предмет владения и владелец связаны узами мистической сопричастности. Антисемит — поэт землевладения. Оно преображает владельца и одаряет его особой, конкретной чувствительностью. Разумеется, это чувствительность не к вечным истинам и не к всечеловеческим ценностям: всечеловеческое — это объект умозрительный, это — еврейское. А сие тонкое чувство улавливает как раз недоступное умственному взору. Иными словами, принцип антисемитизма в том, что конкретное владение неповторимым объектом магическим образом создает чувство этого объекта. Моррас уверяет, что строчку Расина:

И мне предстал Восток постылым и пустым[

еврею никогда не понять. Почему же я, — я, посредственность, способен понять то, что не может охватить самый просвещенный, самый проницательный ум? А потому что Расин — мой. И Расин, и язык, и земля. И пусть еврей говорит на этом языке лучше меня, пусть он лучше знает синтаксис и грамматику, пусть он даже писатель — это ничего не меняет. Он на этом языке говорит каких-нибудь двадцать лет, а я — тысячу! Литературность его абстрактна, выучена, а мои ошибки в родном языке — конгениальны языку. Все это очень напоминает филиппики Барреса против коммерческих посредников. Чему тут удивляться? Разве евреи не играют в обществе роль посредников? Все, чего можно достичь умом или деньгами, мы им разрешаем, все это ерунда, у нас идут в счет только иррациональные ценности, и вот этих-то ценностей им не видать никогда! Таким образом, антисемит с самого начала фактически погружается в иррационализм. Он относится к еврею, как чувство к разуму, как единичное к всеобщему, как прошлое к настоящему, как конкретное к абстрактному, как землевладелец к владельцу движимого имущества. А между тем многие антисемиты, возможно даже — большинство, принадлежат к мелкой городской буржуазии; это функционеры, служащие и мелкие дельцы, ничем вообще не владеющие. Но как раз участвуя в травле евреев, они неожиданно узнают вкус этого чувства собственника: изображая евреев грабителями, антисемит ставит себя в завидное положение человека, который может быть ограблен, и поскольку грабители-евреи хотят отнять у него Францию, то именно Франция — его собственность. Итак, он выбрал антисемитизм как средство реализовать себя в качестве собственника. У еврея больше денег, чем у него? — тем лучше: деньги — это еврейское, и антисемит готов презирать деньги, как он презирает ум. Землевладелец из провинции и крупный фермер богаче его? — не имеет значения: ему достаточно разжечь в себе мстительный гнев против еврейских грабителей, и он немедленно почувствует, что у него в руках вся страна. Настоящие французы, истинные французы — все равны, потому что каждый из них единолично владеет всей Францией.

Я также назвал бы антисемитизм снобизмом для бедных. В самом деле, большинство наших богатых скорее используют антисемитские страсти, чем предаются им: у них есть занятия поинтереснее. Антисемитизм распространен в основном среди представителей средних классов — и именно потому, что они не владеют ни дворцами, ни домами, ни землей, а только наличными деньгами и какими-нибудь ценными бумагами. Антисемитизм в мелкобуржуазной среде Германии 1925 года совсем не случаен. Эти «пролетарии в белых воротничках» считали делом своей чести отличаться от настоящего пролетариата. Крупная промышленность разоряла их, юнкерство глумилось над ними, но именно к промышленникам и юнкерам стремились они всею душой. Они предавались антисемитизму с тем же увлечением, с каким следовали буржуазной моде в одежде, потому что рабочие были интернационалистами — и потому что Германией владели юнкеры, а они тоже хотели ею владеть. Антисемитизм не только утешает ненавистью, но приносит и позитивные удовольствия: объявляя еврея существом низшим и вредоносным, я утверждаю тем самым свою принадлежность к элите. И эта элита очень отличается от новейших, выделившихся по достоинствам или по заслугам, — эта элита во всех отношениях подобна родовой аристократии. Мне ничего не надо делать для того, чтобы заслужить мое превосходство, и я ни при каких условиях не могу его потерять. Оно дано мне раз и навсегда: это — вещь.

 Размышление о еврейском вопросе

Накануне Господина. Введение

Вот почему нам нужна основанная на личном участии активная демократия, а не избирательные ритуалы представительной демократии, когда пассивность избирателей раз в четыре года прерывается походом на выборы. Нам нужна самоорганизация множества, а не централизованная ленинская партия во главе с Вождем. Именно этот миф о непредставительной, прямой самоорганизации представляет собой последнюю ловушку и глубочайшее заблуждение, от которого особенно трудно отделаться. Да, в каждом революционном процессе есть экстатические моменты групповой солидарности, когда тысячи, сотни тысяч людей вместе захватывают общественные места, как это произошло на площади Тахрир два года назад. Да, есть моменты интенсивной совместной работы, когда местные сообщества ведут дискуссии и принимают решения, когда люди живут в состоянии постоянного чрезвычайного положения, взяв дела в свои руки, без какого-либо Вождя, который руководил бы ими. Однако такие моменты не бывают долгими, и «усталость» здесь является не просто психологическим фактом, но и категорией социальной онтологии. Подавляющее большинство, включая меня, хочет быть пассивным, просто положившись на эффективный государственный аппарат, который обеспечит бесперебойное функционирование всей социальной системы, а люди тем временем будут спокойно заниматься своими делами.

Уолтер Липпман писал в своей книге «Общественное мнение» (1922), что стадо граждан должно управляться «специальным классом людей, чьи интересы выходят за локальные рамки» — этот элитарный класс должен действовать как знающая машина, с помощью которой мы можем преодолеть первичный дефект демократии — недостижимый идеал «всезнающего гражданина».

Именно так наши демократии и устроены — с нашего согласия: в том, что говорил Липпман, нет никакой тайны, это очевидный факт; что действительно является тайной, так это то, почему мы, зная об этом, все равно играем в эту игру. Мы поступаем так, как если бы были свободны и самостоятельно принимали решения, при этом не только молчаливо принимаем, но даже и требуем вмешательства невидимой силы (вписанной в саму форму нашей свободной речи), которая укажет нам, что делать и о чем думать. «Люди знают, чего они хотят» — нет, не знают и знать не хотят; чего они хотят, так это хорошей элиты, вот почему настоящий политик не только защищает интересы народа — именно через него люди открывают то, что они «действительно хотят».

Накануне Господина. Введение

Тоталитаризм и политическая религия в определении фашизма

«Важнейшим элементом […]идеологии фашизма было утверждение примата политического действия, т.е. тоталитаризма как полного растворения частного в общественном, субординации связанных с частной жизнью ценностей (религии, культуры, морали, личных привязанностей и т.д. ) в публичной сфере par excellence. Таким образом, это политика, на данный момент понимаемая как форма активизма, ставящего на приложение грубой силы, а также как тяжба конфликтующих сил, для которых единственный судья — успех. Неизменным ядром фашистской идеологии являлась — и это последствие тоталитарности — концепция государства как осуществления воли к власти активистского меньшинства, стремящегося к реализации подобного мифа и собственной idée-force. “Новый человек”, о котором грезили фашисты, должен был стать порождением класса современных Платонов, желавших построить органическое и динамичное государство и считавших политику абсолютной ценностью, целью в себе. В этом отношении идеология итальянского фашизма была наиболее полным обоснованием (rationalization) тоталитарного государства (в особенности если трактовать его в терминах идеализма Джентиле), понимаемого как общество, организованное иерархически и подчиняющееся политической аристократии, легитимность правления которой основана лишь на борьбе и непрерывности ее деятельности. Фашизм был прежде всего идеологией государства — реальности, утверждаемой в его концепции в качестве фундаментальной и тотальной (totalitarian). Таким образом, он представлял собой антитезис коммунистической идеологии, которая является идеологией общества, стремясь к созданию сообщества свободных и равных людей, не имеющего классовых различий и не иерархизированного государственной властью».

В этой же статье в общих чертах изложена интерпретация фашизма как политической религии, рассматриваемой в качестве логического следствия тоталитарного мировоззрения:

«Фашистское мировоззрение породило фашистский подход к ведению политики, организации общественной жизни и в целом к постановке задач не на основании логики и убеждения, а посредством обращения к инстинкту, вере, чувству и воображению, к магнетической притягательности лидера. Фашистская группа представлялась как связанная узами веры. Будучи прежде всего верующим и борцом, фашист не выбирал и не обсуждал учение. Фашизм возник как уход от всего того, что наполняло общественную жизнь содержанием и служило ее мерилом, лишая ее тем самым романтического, мистического, героического и авантюрного измерений. Героизм, дух жертвенности, массовые ритуалы, культ мучеников, идеалы войны и спорта, фанатичная преданность вождю — все это характерные черты фашистского коллективного поведения».

На основе этой эмоциональной и экстремистской концепции я заключил, что фашизму свойственно «подчинительное по существу поведение по отношению к политике… эстетическая концепция политической жизни», проявившаяся в «трансформации политики в зрелище»:

«Отрицая материализм, полагавшийся ключевой чертой как капитализма, так и коммунизма, фашизм превозносил духовные ценности. Материализм обеих этих идеологий обеднял индивида, подчиняя его бюрократической рутине, низводя его до уровня рабочего на службе производства и станка. Воспитанный в соответствии с основанной на материальных ценностях и безразличии к политической и общественной жизни моралью среднего класса человек попадал в ловушку собственного эгоизма; он был деморализован унизительной коллективистской системой труда и задыхался в анонимности урбанизации. Фашизм же, напротив, позиционировал себя как политическое движение, возвращающее общественной жизни цвет и радость. Жизнь гражданина тоталитарного государства есть бесконечный спектакль. Фашистского “нового человека” увлекает поток упорядоченного коллективного существования: воспроизведение ритуалов, демонстрация и почитание символов, постоянные призывы к коллективной солидарности, вплоть до (по крайней мере, в кульминационные моменты) мистического слияния личности в психологическом и эмоциональном экстазе с единым целым нации и расы через магическое посредничество Лидера. Хотя некоторые из этих аспектов можно обнаружить и в других тоталитарных режимах, именно в фашизме они превозносились как идеал общественной жизни и послужили важным фактором его успеха. Единодушие масс, по сути, было основано на этих ритуалах…»

Итогом моих размышлений стала общая оценка значения фашизма в современной истории — в частности, как современного опыта массовой политики:

«Основанная на иррационализме политическая система практически неизбежно сводит участие в политической жизни — как индивида, так и коллектива — к массовому зрелищу. Пренебрежение рациональным идеализмом, способностью постигать реальность логически и потребностью человека в аргументированности, понимании низводит его до уровня клеточного элемента толпы. Как элемент толпы человек оказывается легко управляем не через обращение к рациональному, а посредством инструментов психологического манипулирования и нравственного насилия через манипуляцию сознанием, что сводит его жизнь к чистейшей поверхностности. Возбуждение фантазии и воображения, подстегивание групповых предрассудков, страхов, фрустраций, маний величия и комплексов неполноценности — все эти средства служат разрушению способности индивида делать сознательный выбор и мыслить критически. Символы, ритуалы, массовые церемонии, а равно и мифологизация общественной повседневности (“битва за зерно”) становятся единственным доступным для народных масс способом участия в политике — в качестве зрителей драмы, разыгрывающейся с их участием и над ними».

Эта интерпретация фашизма, изначально основанная только на идеологическом и культурном измерениях данного явления, далее была развиваема с учетом его организационных и институциональных аспектов. Я детально изучал историю фашистских партий и режимов, чтобы установить, каким образом, при помощи чего и с какими целями фашисты проводили в жизнь свою тоталитарную концепцию политики.

Фашизм, тоталитаризм и политическая религия

Почему я никогда, никогда больше не вернусь в Соединённые Штаты

Меня обругали на китайской границе. В Дубае мой паспорт более часа изучали три женщины в парандже, а мой чемодан был полностью распотрошён. На Филиппинах  мне пришлось дать взятку, чтобы продлить визу на несколько дней. Пересечение границ может быть нелёгким делом, особенно в странах, известных разгулом коррупции.

Но никогда более я не вернусь в США.

(Отрывок из статьи Нильса Джерсона Ломана (Niels Gerson Lohman), которую непременно следует прочесть)

Недавно один из моих лучших друзей по колледжу пережил большие неприятности на канадской границе. Он сказал, что хотел бы рассказать об этом и разрешил мне разместить рассказ на этом сайте, так что надеюсь получить его в скором будущем. Тем временем прочтите историю голландского писателя, художника и музыканта Нильса Джерсона Ломана, который после этого ужасного случая поклялся никогда не возвращаться в Соединённые Штаты. Это крайне смущает и очень напоминает мне один из самых популярных постов на этом сайте, «Почему я покидаю Америку» Майкла Филдинга (Michael Fielding).

Газета Huffington Post:

После года путешествий я запланировал последнюю короткую поездку. Я собирался съездить  на поезде из Монреаля в Новый Орлеан. В своих прежних поездках этого года я побывал в местах, где происходит действие моего второго романа.

Но эта поездка была связана с моим отцом. Он был музыкантом, играл на трубе, и любил Новый Орлеан. Он умер год назад. У меня было ощущение первой осмысленной поездки этого года. Я стремился забыть о его последних часах на смертном одре. Он тяжело болел в течение 15 лет, и его организм просто не хотел сдаваться. Это было жестокое зрелище. Я решил, что поездка в Новый Орлеан положит конец этим воспоминаниям.

По поезду проходил таможенник, задавая каждому несколько вопросов. Откуда приехали, куда направляетесь. Всё как обычно. Всем, не являющимся гражданами США или Канады, было предложено пройти в вагон-ресторан для заполнения формы.

Мой роман был ещё не окончен, но паспорт был уже полон. Заполнен красивыми штампами. Ему не понравились штампы.

Сначала таможенник увидел штамп Шри-Ланки. Он поднял брови:

— Что вы делали в Шри Ланке?

— Занимался серфингом. Путешествовал. Там живёт мой лучший друг. Он архитектор.

Таможенник перевернул страницу, по-видимому, удовлетворённый. Затем он обнаружил штампы Сингапура и Малайзии. «Что вы там делали? Сингапур и Малайзия? Это исламские страны?»

Глядя поверх меня, он взглядом спрашивал подтверждения у своего коллеги.

— Малайзия, думаю, да. Но не Сингапур. Это плавильный котёл. Очень футуристический город. Везде кондиционеры. В Сингапуре я был в основном ради еды, честно говоря.

— Ну конечно.

— Простите?

— Нет, ничего. А что насчёт Малайзии?

Я объяснил, что рейсы из Малайзии дешевле, чем из Сингапура. Что я приехал всего на несколько дней, но тоже, в некоторой степени, из-за еды. Таможенник просмотрел ещё несколько страниц, нашёл визу Йемена. Он положил паспорт и уставился на меня.

— Какого дьявола вы делали в Йемене?

— Я ездил на остров Сокотра, это не материковый Йемен. Это небольшой остров недалеко от Сомали. Совершенно особое место, его иногда называют «ближневосточными Галапагосами». Думаю, растения и животные там на 85% туземные.

В течение следующих пяти часов я был допрошен ещё дважды. Во время первого раунда, помимо прочего, я рассказал историю своей жизни, сюжет своего второго романа, сообщил имя своего издателя, название своего банка и имя своего агента по недвижимости. Вместе мы просмотрели все фотографии на моём ноутбуке и сообщения в телефоне, полученные за последние месяцы. Они записали имена всех, с кем я контактировал. К моим пиратским программам и фильмам они не проявили никакого интереса.

— Так…  каков ваш вердикт?

— У нас сложилось впечатление, что у вас больше связей со странами, с которыми у нас нет дружественных отношений, чем с вашей собственной страной. Мы решили отправить вас обратно на канадскую границу.

Меня отвезли обратно. В машине не было сказано ни слова. Это было бесполезно. Я был уничтожен. На канадской границе они сказали:

«Ещё один попался. Этот из Нидерландов».

Да, он вам попался, отлично, ковбой. Спасибо за унижение целой страны.

Канадская сотрудница посмотрела на меня с жалостью. Спросила, не нужно ли мне что-нибудь. Я сказал, что можно бы кофе и сигарету. Она отнесла мой паспорт в служебную комнату и через пять минут вернулась, с извиняющейся улыбкой, свежим штампом на паспорте, кофе, сигаретой и билетом на ближайший автобус до Монреаля.

Дамы и господа, вот во что мы превратились.

Почему я никогда, никогда не вернусь больше в Соединённые Штаты

Статья полностью здесь.

Докладная записка НКВД СССР о вредительстве в сельском хозяйстве

Вредительство в области животноводства

Участник антисоветской организации правых Муралов задачи вредительской и подрывной работы в области животноводства сформулировал так: «Центр правых дал прямую директиву о подрыве оборонной мощи СССР, для этой цели к началу и в ходе воины организация правых в Наркомземе должна нанести наиболее чувствительные удары по важнейшим отраслям животноводства — коневодству и рогатому скоту». (Из показаний Муралова.)

В осуществление этих задач вредительская организация проводила подрывную деятельность в области коневодства по линии организации конзаводов в несоответствующих местах, срыва капитального строительства конских заводов, разбазаривания племенного фонда производителей, создания тяжелого финансового положения на конских заводах путем искусственного повышения себестоимости продаваемого молодняка и срыва поставки конского ремонта частям Красной Армии.

О вредительстве в коневодстве свидетельствуют следующие факты:

Для строительства конских заводов в 1936 г. была составлена (и в данный момент действует) «Инструкция по составлению планов организационно-хозяйственного устройства конзаводов». Эта инструкция содержит в себе указания на то, что при составлении оргпланов вопросы племенной работы, подбора маток, производителей, методики селекции, рентабельности и себестоимости не включать. Составленные на основе этой инструкции планы организационно-хозяйственного устройства конзаводов не отражают основных задач развития коневодства в целом.

Места, избранные для строительства конезаводов, в ряде случаев не соответствуют условиям для развития коневодства. Отдельные заводы построены на территории с затрудненным сообщением (завод № 100 в Киргизской ССР) или на территории, не обеспечивающей кормовой базы, на раздробленной территории, что лишало возможности машинной обработки земли. В результате этого 6 заводов уже ликвидированы, часть подлежит ликвидации или коренной реорганизации.

Вредительская практика в организации новых конезаводов приводила к преступному расходованию огромных государственных средств, вызывала большие отходы поголовья, низкий процент дельной продукции, распыляла и замораживала средства,

Существовала практика умышленного распыления государственных средств и строительных материалов. В результате начатое с 1936 г. строительство по большинству заводов до настоящего времени не закончено.

В 1936 г. вредителям удалось разбазарить 16,2 тыс. голов племенных лошадей, мотивируя это перегруженностью заводов, что не соответствовало действительности. В 1937 г. таким же путем вредители добились разрешения на реализацию 2 тыс. племенных жеребцов-производителей из государственных заводских конюшен. Фактически же ими было продано на 5 тыс. голов больше, чем было разрешено. Указанной распродажей племенных лошадей нанесен ущерб производству оборонных лошадей, распылен лучший фонд государственных конепроизводителей и ликвидировано в связи с этим 17 лучших в Союзе государственных заводских конюшен.

Экспертная комиссия установила наличие вредительства в области планирования и финансирования коневодства. В течение 1936—1937 гг. сводный промфинплан конзаводов никем не утверждался. Этим вредительским актом промфинпланы конзаводов были превращены в безответственный документ, не подвергающийся финансовому контролю. Эта вредительская система планирования дезориентировала заводы, подорвала их финансовое хозяйство (к концу 1938 г. по подавляющему большинству конезаводов арестованы текущие счета) и это привело к огромной задолженности по заработной плате рабочим, срыву строительства и по существу парализовало всю производственную деятельность конезаводов. Предварительная сумма убытка за 1938 г., по данным планово-финансового сектора Главконупра, выразится в 29 162 тыс. руб.

Продукция табунно-ремонтных конных заводов, дающих лошадь в РККА, крайне низкая. Как правило, свыше 50% лошадей, представляемых конзаводами ремонтным комиссиям для сдачи в РККА, бракуются как не отвечающие установленным стандартам. В большинстве табуно-ремонтных конзаво-дов условия выращивания молодняка организованы так, что улучшенный молодняк выращивается в примитивных условиях, часто без соответствующей подкормки, в холодных помещениях. Этим создается большой процент лошадей негодных для РККА. Например, конзавод № 78 за пять лет сдал в РККА только 5 лошадей.

В области колхозного коневодства вредительская деятельность была направлена на массовый вывод из строя поголовья рабочих лошадей. Особенно большой урон коневодству враги народа нанесли в районах, поставляющих конский состав для Красной Армии. Так, бывший начальник ветеринарного управления НКЗ Мордовской АССР Часовников показал: «В ряде районов Мордовской АССР в результате вредительской деятельности было выведено из строя до 80% всего состава поголовья лошадей. Только за 1937 г. по Мордовии пало свыше 18 тыс. голов лошадей. Уничтожение конского поголовья имело то актуальное значение, что МАССР является одним из основных поставщиков артиллерийской лошади для Красной Армии. Под видом инфекционной анемии ставились фиктивные карантины. Используя фиктивный карантин, удалось сорвать поставку артиллерийских лошадей для Красной Армии в 1934 г. полностью, а в последующие годы — в очень значительной части от получаемых нарядов. В результате вредительской деятельности нам удалось сорвать пополнение конского состава армии на 3,5 тыс. — 4 тыс. артиллерийских лошадей».

В результате подрывной деятельности врагов народа за 1936—1937 гг. по Смоленской обл., поголовье коня сократилось на 16,8 тыс: голов, по Калининской обл. — на 500 голов и в Псковском погранокруге Ленинградской обл. на 10% всего поголовья.

В области продуктового животноводства значительное вредительство проводилось в завозе породного скота. Под видом племенного скота завозили беспородный скот с крайне низкими племенными качествами и в значительной степени зараженный инфекционными заболеваниями.

Бывший зам. заведующего Дальне-Восточного крайзо Темкин Е.М. показал: «На протяжении ряда лет в ДВК для улучшения местного скота из центральных областей СССР мною завозился племенной скот по своему качеству не соответствующий назначению, так что колхозы отказывались его принимать. Скот размещался по колхозам принудительно и, таким образом, сознательно срывались мероприятия по улучшению местной, породы.

Завозимый скот, зараженный бруцеллезом и другими инфекционными заболеваниями без обработки поступал на племрассадники и колхозы, заражая здоровое поголовье, что приводило к огромной гибели скота».

Бывший агроном животноводческого управления Свердловского облзо Ваппа показал: «За период 1934 — 1935 гг. и 1937 г. на Урал по решению правительства было завезено около 37 тыс. годов племенного скота, крупного молодняка, свиней и овец — всего на сумму не меньше 18 млн руб. Распределение этого породистого скота по районам области производили Кабаков и Осипов.

Не имея до 1938 г. специального плана районирования пород по крупному рогатому скоту, скот 4 — 5 разных пород завозился в одни районы и в колхозы, что приводило к вымиранию наилучших пород».

Искусственное осеменение в животноводстве как наиболее эффективный метод использования производителей высокопродуктовых пород вредители всячески срывали, а в ряде случаев стремились использовывать его с целью массового распространения эпизоотических заболеваний среди поголовья скота.

Бывший старший зоотехник Хлевинского района Воронежской обл. Пономарев М.К. показал: «Искусственное осеменение скота мною сознательно срывалось. Покрытие маток производилось не племенными производителями. Помещение для пункта искусственного осеменения мною было подобрано вредительски. Сам пункт находился за рекою, а моста для перегона скота не было. В результате работа пункта искусственного осеменения была сорвана».

Бывший секретарь Константиновского райкома ВКП(б) Ростовской обл. Рект показал: «В 1936 г., в период искусственного осеменения овцепоголовья, бараны колхозов всего района были сведены в один колхоз им. Калинина, члены нашей к/р группы Минаков и Чупринин не производили противочесоточной купки баранов, несмотря на то, что часть из них была заражена чесоткой, В результате все бараны заражены чесоткой, а когда их снова направили по колхозам, то чесоткой было заражено почти все овцепоголовье района».

Одним из крупных вредительских актов является кастрация племенных баранчиков. Эта форма вредительства принимала широкие размеры и наносила большой вред делу метизации. Такое же положение имело место с племенными производителями отечественных высокосортных пород свиней.

Планы породного районирования умышленно составлялись так, что акклиматизированный скот в северных районах заменялся скотом, непригодным для сурового климата. Бывший начальник планового отдела Ростовского облзо Желдаков показал: «На востоке и севере вредительски была проведена замена красно-немецкого скота на сементальский скот, менее продуктивный и менее выносливый в суровом климате.

Такое же вредительство было проведено и по овцеводству, лучшая овца «Рамбуль» была заменена менее ценной «Прекос».

Колхозам, у которых отсутствовала кормовая база, спускались завышенные планы развития животноводства. Бывший секретарь Острогожского райкома ВКП(б) Воронежской обл. Алферов Т.И. 9 января 1937 г. показал: «Стремясь формально расширить план развития животноводства, я вредительски планировал это так, что колхозы, у которых совершенно отсутствовала или была недостаточной кормовая база, или отсутствовали помещения, получали завышенные планы развития животноводства. В результате как прирост, так и само поголовье скота, особенно свиное, колхозы освоить не могли».

Бывший секретарь Талдомского РК ВКП(б) Московской обл. Кирьянов показал: «Анисимов и Булатов умышленно составляли завышенные планы развития животноводства. Колхозы этих планов выполнить не могли. Участник нашей организации уполкомзаг Степной на основе этих планов доводил задания по мясопоставкам. В результате колхозы вынуждены были сдавать на мясопоставки племенной скот из МТФ и СТФ и ликвидировать их».

Вредительство проводилось также по линии срыва кормовой базы. Прикрываясь лозунгом о необходимости разрешения зерновой проблемы, внедрялась «теория» о невозможности расширения площади посева трав и кормовых культур. Бывший агроном Псковского окрзу Пономаренко 30 июня 1937 г. показал: «Участниками контрреволюционной вредительской организации в целях вредительства внедрялась теория невозможности расширения посева кормовых трав и кормовых культур, поэтому колхозы ежегодно оставались без грубых и сочных кормов.

Бывший агроном Ростовского облзо Андреев показал: «В 1936 г. я принял участие в разработке вредительского трехлетнего плана. План предусматривал переход колхозов на травопольные севообороты путем дополнительной распашки свыше 2 млн га новых земель, главным образом, сенокосов и выпасов. Частичное осуществление этого плана сказалось в 1937 г. в районах Егорлыкском, Мечетинском и ряде других, где были распаханы выпасы для скота».

Вредительство в животноводстве имело поддержку в среде врагов, пробравшихся в научно-исследовательские учреждения. Участник организации правых Ермаков Г.Е. — бывший начальник животноводческого управления НКЗ СССР по этому поводу показал: «Яковлев мне сказал — в своей практической работе исходить из принципов вредительского препятствования разработке научных актуальных тем, могущих в той или иной форме улучшить постановку работы в области животноводства и, во-вторых, проводить вредительские разработки тем, могущих нанести вред делу животноводства».

Путем разработки ряда «научных» тем как по вопросам кормления, селекции, метизации и т.д. вредители пытались «обосновать» вредительскую практику: «Одной из форм вредительства по уничтожению лучших племенных животных являлась разработанная теория летальных генов»» Сущность этой теории заключалась в том, чтобы проверить производителей на «летальные гены» путем родственного разведения. Эта теория вела к вырождению лучших пород, получению уродов и срыву племенного дела».

Профессор Ильин на протяжении 7 лет разрабатывал тему «Искусственная линька у тонкорунных овец и избирательная линька у грубошерстных овец». На разработку этой темы за 7 лет израсходовано несколько десятков тысяч рублей. В итоге оказалось, что применение методов, рекомендованных профессором Ильиным, вызывает отравление, ведет овец к оголению и заболеваниям.

Источник: Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы Том 5 1937 -1939 Книга 1. 1937 Москва РОССПЭН 2004. Стр. 550-571.

Политические выгоды нищеты

И хотя все знают, что за последние 20 лет никакого реального улучшения в жизни граждан не произошло, сам призыв обычно не ставится под сомнение. Ведь причины его невыполнения так очевидны: неизлечимые язвы и хвори плановой экономики, низкая квалификация хозяйственных руководителей, непомерные расходы на оборону, гигантское разрастание партийно-бюрократической машины. Поэтому принято считать, что хоть в этом лозунге пропаганда не лжет. Что власть и хотела бы поднять жизненный уровень, да просто не знает, как это сделать.

Удобная бедность и опасное процветание

Конечно, и в коммунистическом мире существуют градации. Отвращение к рыночной экономике не всюду реализуется в полном уничтожении ее.

Попробуем представить себе, что и в Советском Союзе партократия созрела бы настолько, что смогла бы преодолеть свою иррациональную ненависть к экономической независимости граждан и расширила бы сферу действия рынка. К чему бы это привело?

Да, производительность труда во многих сферах народного хозяйства немедленно возросла бы. Стало бы легче с продуктами, одеждой, жильем, обслуживанием. Возрожденный нэп открыл бы огромные запасы трудовой, деловой и умственной энергии народа, не имеющей выхода при нынешних формах организации экономики. Но очень сомнительно, чтобы эти перемены привели к упрочению власти партократии.

Ведь человек устроен так, что он не может перестать желать улучшения своего положения. До тех пор, пока жизнь его заполнена стоянием в бесконечных очередях, беготней по магазинам, починками и ремонтом низкосортных товаров, поисками нескольких дополнительных метров жилплощади, он просто не имеет сил думать о чем-то другом. Но снимите с него эти повседневные мучительные заботы — и он захочет большего. Он начнет замечать свое социальное и политическое бесправие, начнет тяготиться своим положением государственного крепостного. А отсюда уже один шаг до созревания оппозиции, то есть до появления угрозы бесконтрольному господству КПСС.

Низкий уровень благосостояния позволяет легко манипулировать трудовыми ресурсами. Вводя дополнительную оплату для отдаленных районов, можно перебрасывать огромные армии рабочих на строительство ракетных баз, укреплений, нефте- и газодобывающих скважин, золотоносных приисков, гидроэлектростанций, стратегических железных дорог. Платя выпускнику военного училища в два раза больше, чем молодому инженеру, можно без труда комплектовать офицерские кадры 10-миллионной армии. Но попробуйте улучшить условия жизни людей, и они начнут больше дорожить покоем, здоровьем, комфортом. Их станет труднее срывать с насиженных мест и посылать в необжитую глухомань «на укрепление оборонной мощи государства».

Материальное неравенство, существующее в стране между партийной верхушкой и массой населения, тщательно и успешно скрывается. Неравенство, определяемое разницей снабжения различных городов и районов (первая, вторая, третья категории), тоже не режет людям глаз, пока им разрешается приезжать в крупные центры и охотиться там за товарами, которые в провинциальные магазины даже не завозят. Но в случае расширения рыночной сферы неравенство начнет проявляться в гораздо более резких и наглядных формах. Какие-то районы, предприятия, организации, отдельные производители начнут богатеть быстрее других, и это безусловно приведет к резкому обострению социальной и национальной розни, к открытым проявлениям ненависти и вражды, к вспышкам насилия. Удерживать порядок в обществе станет неизмеримо труднее, центробежные силы, раздирающие советскую империю, обретут в материальном неравенстве новый источник энергии. И снова монополия политической власти окажется под угрозой.

Наконец, всеобщая бедность предельно упрощает проблему обеспечения преданности самого партаппарата. При постоянной нехватке самых элементарных продуктов и услуг — любого партийного функционера можно осчастливить пропуском в закрытую столовую, отдельной квартирой, телефоном, спецполиклиникой, поездкой за границу. Уменьшение дефицита товаров и услуг приведет к огромному удорожанию партийно-бюрократической машины или к небывалому расцвету взяточничества и коррупции. Так было во времена нэпа, так происходит и сейчас в республиках Кавказа и Средней Азии, где рыночные отношения в своем искаженном, подпольном варианте распространены шире, чем в других частях государства. (В Азербайджане и Грузии в 60-е годы покупка постов и услуг чиновников зашли так далеко, что пришлось обновлять весь партаппарат, начиная с первых секретарей, заменять их чинами местного КГБ.)

Пожалуй, было бы психологическим упрощением считать, что Политбюро, объявляя очередную кампанию по повышению производительности труда и улучшению благосостояния народа, сознательно и коварно лицемерит. Нет, оно ведет себя при этом, как изголодавшаяся акула, которая сожралавсю рыбу в лагуне и решила подкормиться сухопутной дичью, но при первой же попытке выползти на берег почувствовала, что эта добыча — не для нее.

Политические выгоды нищеты

Экономическая ситуация в СССР

Главное возражение против моего вывода таково: советское начальство достаточно хорошо информировано о состоянии дел в собственной экономике, и они не самоубийцы. Поймут они наконец, что необходимы срочные и радикальные меры, пойдут на реформы экономической системы. Давайте обсудим это.

Оговорюсь сначала, что необходимость реформ еще не всем до самого конца ясна, прежде всего, потому, что некоторые не хотят это понять. В ближайшем окружении Брежнева всегда считалось: главное — это поменьше всяких реформ, поменьше волн. В основе глубокая вера: — всё, в общем-то, в порядке, система работает, надо не метаться, не суетиться, и постепенно все наладится. Эту веру не изменили очевидные экономические неудачи, что видно из характера объявленных летом 1979 года реформ — по сути дела, ничего особенного они не изменили.

Нежелание реформ во многом связано также и с тем, что тут слишком много неясного. Общее их направление. Их степень. С .какой скоростью их проводить. Так сказать, политическая цена реформ. И многое другое.

Что касается общего направления, то довольно еще многие вполне искренне думают, что неуспешность экономики проистекает от недостатка элементарной дисциплины. […]

Такие настроения поддерживаются многими обстоятельствами. Понятное опасение начальников всех рангов — как бы изменения не отразились на них самих. Идеологические причины. Вера в то, что дальнейшее развитие электроники, компьютеризации планирования и управления подведет под действующую систему адекватную ей техническую базу. Страх, что «либерализация экономики» поведет к общей либерализации в стране, создаст для режима непосредственную политическую угрозу.

Трудно, конечно, говорить определенно — все же я думаю, что реальное движение в этом направлении мало вероятно. Если же оно состоится, то экономическое положение наверняка еще более ухудшится. Правда, усиление централизации должно будет сопровождаться общим политическим «зажимом», что поможет как-то справиться с недовольством населения, но крайне сомнительно, что в этих условиях режим сумеет долго держаться. Главное — экономика при этом будет неуклонно и быстро разваливаться, что расстроит всю жизнь в стране.

Надо сказать, что «централизаторским настроениям» сильно помогает то, что люди не видят ясной альтернативы — неясно, как именно двигаться в противоположном направлении и что это конкретно даст.

Рассматривая это другое направление, надо сразу же отвести крайнюю точку зрения — воссоздание в стране капиталистической экономики. Будучи много лучше советской, западная экономика сама испытывает столь драматические трудности, что никак не может служить образцом для подражания. И, если всерьез принять такой курс, он потребует очень длительных и болезненных усилий. Капитализм без капиталистов — нонсенс, значит, должна появиться национальная буржуазия, а процесс ее создания, так называемое первоначальное накопление, никогда не выглядел привлекательным. Нет людей, умеющих хозяйствовать по-капиталистически, нет соответствующих институтов, нет для этого и многих других условий. Вместе с тем уместно сказать, что, как это ни парадоксально выглядит, само по себе создание капиталистической экономики вполне сочетается с тоталитарной политической властью: капиталистическая экономика существовала и при Гитлере и при Франко.

Практически речь идет о создании некоего гибрида, то есть серьезной модификации существующей экономической системы в сторону ее децентрализации, пробуждения и побуждения инициативы предприятий, резкого усиления стимулов, но при сохранении государственной собственности и, следовательно, при общем государственном руководстве экономикой.

Однако здесь остается очень много неясного, а то, что уже ясно, не очень ободряет.

Что, например, делать с сельским хозяйством? Негодность колхозов и совхозов уже всем ясна. Пока пошли по такому пути. Во-первых, все больше создают подсобных хозяйств при крупных промышленных предприятиях, но даже при сомнительном предположении, что эти хозяйства успешны, не приходится рассчитывать, что именно здесь выход, — таким образом всё сельское хозяйство не преобразуешь. Во-вторых, начали создавать аграрно-промышленные объединения, соответственно в пятилетнем плане весь раздел о сельском хозяйстве назвали «Развитие аграрно-промышленного комплекса». Сама по себе индустриализация, специализация сельского хозяйства вполне благотворна, так сказать, плохого здесь мало. Все же понятно, что на этом пути никак не разрешается проблема создания у людей, работающих на земле, личного материального интереса. Да и советская промышленность — не Бог весть какой образец для подражания.

Итак, результатов это не даст, придется пойти на радикальные преобразования. Какие же? Распустить колхозы и упразднить совхозы? В общем, да, но тут же возникает множество проблем. Как делить среди крестьян имущество колхозов и совхозов, по какому именно принципу? Кто и как будет использовать крупные машины, большие здания (например, скотоводческих ферм)? Можно ли надеяться, что освобожденные от колхозов крестьяне сразу же кинутся на поля, будут их искусно удобрять, в правильные сроки засевать и убирать урожай лучшим образом? Как именно они будут сбывать урожай?

На эти вопросы можно найти ответы, но в целом ясен ряд вещей. Прежде всего, польский опыт ясно показывает: отсутствие колхозов еще не решает всех проблем, поэтому надо допустить сравнительно крупные хозяйства в деревне, разрешить «эксплуатацию» труда. На это пойти очень трудно, но дело также и в том, что все это не произойдет сразу, необходим длительный мучительный процесс, в ходе которого из сельского хозяйства будут вытесняться неумелые и нерадивые, удачливые будут укрепляться, будут создаваться новые институты, связи, структуры. На это нужны годы, если не десятилетия, а пока что надо каждый день завозить хлеб и молоко в магазины.

Всем этим я отнюдь не хочу сказать, что надо уповать на агропромышленные комплексы и рыскать по миру за зерном. Но надо понять: сразу, вдруг сельское хозяйство не перестроишь, нужны продуманные, подготовленные действия, причем они наверняка не приведут к немедленному всеобщему успеху.

В еще большей степени сказанное относится к другим отраслям народного хозяйства: здесь проблемы рациональной организации еще сложнее из-за необходимо более крупных масштабов, из-за много больших связей предприятий с поставщиками и потребителями. […]

Меры нужны очень радикальные, очень решительные, но их немедленный эффект, как мы это видели на примере с сельским хозяйством, может оказаться очень неприятным.

Я пишу это за месяц до XXVI съезда КПСС, на котором ничего не должно произойти, не для того съезды созываются. Однако вскорости, по элементарно-биологическим причинам, к власти в Кремле придет «новая команда», и ей надо будет поспешить что-то делать: я не для красного словца говорил выше о надвигающейся катастрофе.

Срочные реформы абсолютно необходимы, но как их делать, какие конкретные шаги предпринять? И как объяснить населению, что даже при реформах его жизненный уровень неизбежно снизится, — обещаниями грядущих благ люди сыты уже по горло. Моего совета никто не просил, да и не очень я расположен его давать. Но, размышляя еще и еще о ситуации и о будущем, приходишь к таким, представляющимся очевидными выводам.

1. Чем больше будут оттягиваться реформы, тем в более трудном положении окажется экономика, а следовательно, и страна.

2. Мелкие, малозначные, неструктурные реформы, скажем, такого типа, какие были объявлены летом 1979 года, создают лишь иллюзию руководящей деятельности, ничегопо сути не меняя. Они ничего значительного и не дадут.

3. «Совершенствование» планирования, различные организационные перестройки, типа создания новых (ликвидации старых) министерств тоже малозначимы, как это уже было много раз продемонстрировано; пересадки чиновников ничего не меняют.

4. Нельзя исключать возможность прихода к власти в стране деятелей, которые начнут «завинчивать гайки», будут «укреплять дисциплину», усиливать централизацию управления экономикой. Это наверняка еще убыстрит движение к экономической катастрофе.

5. В принципе необходимой представляется «либерализация» экономики, воссоздание частной собственности (хотя бы в некоторых лимитированных размерах и формах), предоставление предприятиям возможности оперировать самостоятельно, вознаграждать их в соответствии с достигнутыми экономическими результатами. Однако очень неясно, как именно это сделать, какие конкретные меры предпринять.

6. Если (когда) это будет сделано, возникнут чрезвычайные трудности в переходный период: перед тем как стать лучше, вещи будут много хуже. Единственно возможный способ, как я уверен, заключается в том, чтобы одновременно с глубокими реформами экономики кардинально уменьшить военные расходы: сократить армию, переключить основную часть военной промышленности на производство мирной продукции, а научные институты и конструкторские бюро — на работу по научно-техническому прогрессу в гражданской промышленности (и в других отраслях) и по созданию новых потребительских товаров.

7. Во всех случаях у советского населения нет никаких шансов на улучшение материального положения в близком будущем. Во всех случаях у него уберут (как минимум — частично) денежные накопления, снабжение продовольствием просто не может стать существенно лучше, примерно так же обстоит дело с жилищным строительством и промышленными товарами. Если глубокая либерализация экономики будет быстро проведена, то некоторые результаты ее население начнет ощущать лишь через несколько лет.

8. У нас нет серьезных оснований судить о возможной успешности советской экономики даже при условии ее радикального изменения. Вернее говоря, безусловно, что при правильных мерах она должна «ожить», работать более продуктивно, но, насколько это «более» будет действительно велико, будет соответствовать все расширяющимся ножницам «потребности — удовлетворение», просто невозможно сказать.

Я вообще настроен довольно пессимистично насчет, так сказать, экономического будущего мира. Единственная надежда, которая брезжит на горизонте, — овладение неисчерпаемыми энергетическими ресурсами атома.

Но, пока это будет сделано, любая экономика будет испытывать возрастающие трудности, и вопрос лишь идет о их степени, о способности каждой конкретной экономики выжить.

Повторив, что мне не очень ясно, сумеет ли советская экономика выжить даже при глубоких, структурных реформах, я должен сказать, что это вообще ее единственный шанс, других просто нет.

Экономическая ситуация в СССР

Как супербогатые покидают Америку

Богатейшие американцы, которые ненавидят «паразитов», недоплачивают около двух триллионов долларов налогов — это почти вдвое больше, чем годовой бюджет программы социальной защиты.

По мере того, как в их руках сосредотачивается всё больше и больше денег, богатейшие люди Америки испытывают всё меньше нужды в остальном обществе. В то же самое время они убеждают себя, что создали свои несметные богатства сами, своими собственными силами. Следуя этой логике они заключают, что ничем обществу не обязаны и делать отчисления на социальные нужды общества будет несправедливо. Мы видим, как представители элиты один за другим покидают страну, которая дала им возможность нажить гигантские состояния.

1. Они прибрали к рукам 25 триллионов долларов нового богатства, выплачивая меньше налогов

Согласно данным, опубликованным в Обзоре благосостояния населения мира за 2013 год, совокупное состояние американцев повысилось от 47 триллионов долларов в 2008 году до 72 триллионов долларов к середине 2013 года. Однако, согласно цифрам государственных доходов США, сумма собираемых федеральных налогов  с 2008 по 2012 год СНИЗИЛАСЬ. Хуже того, корпорации сократили свои налоговые выплаты вполовину.

Американское общество не получает от умножающихся состояний своих супербогатых граждан ничего. Этим людям не приходится платить ни налога на роскошь, ни налогов на финансовые операции, и нет никакого способа привлечь их к оказанию поддержки развитию инфраструктуры и государственного образования.

Сколько же богатств перетекло в карманы супербогатых за последние пять лет? Каждый из тех, кто входит в пять процентов «элиты» (12 миллионнов американцев), в среднем, стал богаче почти на миллион долларов за период между 2008 и 2013 годами.

2. Впервые в истории они уверены, что не нуждаются в остальном обществе

Богатые всегда опирались на средний класс, который нужен был, чтобы работать в их корпорациях и покупать их продукцию. Глобализация кардинально изменила ситуацию. Их корпорации могут располагаться, к примеру, в Китае, и производить продукцию для жителей Индии, Европы или любого другого региона мира.

Им ни к чему наша инфраструктура — у них есть яхты, вертолёты и субмарины. Они отправляют своих детей в частные школы, их дома охраняют частные охранные агентства. Их не касаются те проблемы с медицинским обслуживанием, которые переживают остальные граждане, поскольку для них существуют частные медицинские службы. Всё, в чём они нуждаются — собственный штат обслуги, которых они могут пригласить в Америку по визам H2B, и которые с радостью будут работать за очень небольшие деньги.

Эти настроения передаются от супербогатых к просто богатым. В 2005 году обитатели богатого района Атланты Sandy Springs прекратили платить за большинство государственных сервисов, решив, таким образом, уклониться от финансирования малоимущих резидентов Fulton County, и нанять частного поставщика услуг для ведения всех дел своего района, кроме полицейской и пожарной службы. Туда входит мощение улиц, управление судами, наложение штрафов, вывоз мусора, и так далее. Несколько других общин последовали их примеру.

Результаты эксперимента оказались неоднозначными, не все клиенты CH2M оказались довольны их работой. Но приватизация продолжается по всем фронтам. Отдельные принятые решения, касающиеся государственных сервисов угрожают ухудшением и без того сложного положения многих местных сообществ. На переднем крае, естественно, оказался Детройт. Согласно отчёту Института городского развития «многие муниципалитеты могут разделить судьбу Детройта».

3. Они требуют урезать пенсионный фонд для среднего класса

Богатейшим американцам принадлежит большая часть из двух триллионов налоговых недоимок, активов, выведенных в оффшорные зоны, неуплаченных корпоративных налогов и тд.

Бюджет системы социального страхования составляет всего половину от этой суммы. И, тем не менее, члены Конгресса и многие другие богатые американцы считают, что эти расходы следует сократить. Это те люди, которые каждый год отнимают у американского общества 300 миллиардов долларов, уклоняясь от полной уплаты налогов на свои доходы.

4. Они продолжают настаивать, что «сделали свои состояния сами»

Это неправда. Их состояния в разной, но, как правило, в значительной степени обязаны своим происхождением государственным средствам, которыми в 1980-х годах покрывалась почти половина фундаментальных научных исследований. Даже сегодня государство финансирует почти 60 процентов исследовательских работ, проводимых в университетах.

Бизнесам необходимы дороги, порты и аэропорты, чтобы перевозить свою продукцию, они нуждаются в услугах Федерального авиационного агентства, Управления транспортной безопасности, береговой охраны и Министерства транспорта. Они не могут обойтись без энегросистемы, чтобы обеспечить энергией свои предприятия, вышек сотовой связи, чтобы вести бизнес онлайн и тд и тп.

Компания Apple, большой специалист по «налоговым оазисам» до сих пор производит большую часть своей продукции и проводит большую часть своих исследований в Соединённых Штатах, привлекая инженеров и компьютерных специалистов, обученных в этой стране.

Бизнес компании Google основывается на интернете, который начинался как ARPANET (прообраз интернета, сеть Управления перспективных исследовательских программ) ещё в 1960-х годах. Национальный научный фонд финансировал исследования Стэндфордского университета по созданию Цифровой библиотеки — проекта, который лёг в основы модели Google.

Основатель компании Microsoft и самый богатый американец Билл Гейтс обязан своим успехом (по крайней мере, частично) идеям своих конкурентов, которые он присваивал. То же самое можно сказать и о Стиве Джобсе, который как-то признался: «Мы никогда не стеснялись воровать чужие гениальные идеи».

В основании успеха компаний вроде Pfizer и Merck лежат исследования Национального института здравоохранения. Можно привести ещё множество примеров.

5. И последнее оскорбление — многие из них покидают страну, которая сделала их богатыми

Как супербогатые покидают Америку

1 181 182 183 184 185 268