Спортсмены сожрали физкультурников

Постсоветская модель спорта существует за счет дотаций, в то время как фокус на массовом участии позволит спорту не только самоокупаться, но и приносить прибыль, утверждает преподаватель МГТУ им. Н.Э. Баумана Андрей Адельфинский в докладе «Социально-экономическая модель спорта», который был представлен на ежегодной конференции «Новой экономической ассоциации» в декабре этого года в МГУ им. М.В. Ломоносова.

Спортсмены «сожрали» физкультурников

Идеолог современных Олимпийских игр барон Пьер де Кубертен полагал, что состязания элитных спортсменов должны мотивировать обывателя заниматься спортом: «чтобы сто человек занимались физической культурой…., нужно чтобы пять человек показывали удивительные результаты». Получается своеобразная пирамида, на вершине которой элитные атлеты, а в основании массовый спорт, или физкультурное движение.

Той же идеи, похоже, придерживается современное российское руководство. «Развитие спорта высоких достижений автоматически приводит к развитию физической культуры, к тому что люди становятся более здоровыми», – такое заявление премьер-министр Дмитрий Медведев сделал еще 2008 году будучи президентом России.

На практике спорт высших достижений с его жестким селективным отбором, высокими затратами и неутилитарными формами состязаний уже не является достаточным мотивирующим фактором для активных любителей. Более того, элитный спорт и массовый давно конкурируют между собой.

Проблема была осознана еще в советские годы. «С началом перестройки в нашей прессе было опубликовано большое количество тезисов, утверждающих что “спортсмены” “сожрали” “физкультурников”, – отмечает Андрей Адельфинский. – Один продукт производства вытеснил другой».  Постсоветская модель спорта, по мнению эксперта, делает ставку на производство элитных (профессиональных) спортсменов, а цель спортивных мероприятий – лишь выявление сильнейших. Массовому потребителю спортивные соревнования преподносятся исключительно, как зрелище. Итог неутешителен – в современной России процент людей, систематически занимающихся спортом, в восемь раз ниже, чем в Германии.

В развитых странах набирает силу альтернативное течение – спорт массового участия. То есть те состязания и те виды, в которых наряду с элитными спортсменами могут соревноваться все желающие. Такая модель, с точки зрения экономики, выигрывает у постсоветской модели, настаивает автор исследования.

Рассмотреть экономическую составляющею обеих систем предлагается на примере триатлона (включает плавание, велогонку и бег по шоссе). Это один из самых быстроразвивающихся на Западе видов спорта – за последние десять лет, по данным Андрея Адельфинского, в США, Великобритании и Германии число членов федераций триатлона удвоилось, а в Испании – утроилось.

Спортсмены сожрали физкультурников

Традиционный секс и подавление возвращенного

Невинная Россия

Идея о том, что Россия не подвержена сексуальным порокам, имеет богатую родословную. В XIX – начале XX века сексуальные расстройства считались в российских образованных кругах плодами цивилизации. Поэтому пороки, порожденные городской жизнью и вездесущей страстью к наживе, никогда не считались важной российской проблемой. У народа, подавляющее большинство которого составляли крестьяне, никаких сексуальных отклонений быть не могло. Эта буколическая сексуальная простота прекрасно вписывалась в общую тенденцию романтизации крестьянства; после 1905 года российские ученые постепенно начали отходить от подобных взглядов, в том числе и от убежденности в сексуальной невинности крестьянства. Между 1905-м и 1930 годами все большее распространение в России стали получать либеральный и чисто медицинский дискурсы.

Но, даже если на селе и существовали сексуальные пороки, их было принято считать «примитивными». Как разъяснял в 1909 году социал-демократ Григорий Новополин, по сравнению с царящим в Париже и Берлине распутством характерные для России сексуальные отклонения были «грубыми и простодушными». Распространение образования, экономическое развитие и успехи медицины должны были в конце концов преодолеть сексуальную безграмотность на селе. В то же время, особенно в 1920-е годы, предметом настоящей борьбы была сексуальность рабочих. С одной стороны, сексуальное поведение пролетария считалось естественным, свободным от мелкобуржуазного ханжества и в основе своей добродетельным, в отличие от буржуазной сексуальности. С другой стороны, рабочие были дезориентированы революцией, гражданской войной и политической неопределенностью периода НЭПа – об утрате ориентиров свидетельствовали грубые насильственные преступления вроде группового изнасилования в Чубаровом переулке, случившегося в Ленинграде в 1926 году. Сексуальность рабочих требовала заботы и времени: коммунистического и медицинского воспитания, сексуального просвещения, поднятия пролетарской сознательности в вопросе о женской эмансипации, санитарно-гигиенической работы, – но также и времени, которое требуется для подъема социалистической экономики и создания условий, благоприятных для естественного выражения целомудренной по сути своей сексуальности. В целом громадный исторический скачок, совершенный благодаря революции, позволял надеяться, что сексуальные пороки Берлина и Парижа так и не укоренятся в русской почве и что этих проблем удастся избежать, а подъем социалистической промышленности не будет сопровождаться буржуазной коммерциализацией сексуальности, и заметные в жизни советских городов сексуальная распущенность, невоздержанность и отклонения отомрут вместе с другими формами «старого уклада».

Гомосексуальность российские радикалы и эксперты тоже рассматривали под этим углом зрения. Соответственно, однополая любовь считалась редкостью среди российского крестьянства, и, если даже либеральный уклон в науку после 1905 года обнаруживал все больше свидетельств в пользу существования гомосексуальности как биологической и психиатрической аномалии, ее все равно считали относительно редким и исключительно городским феноменом. В научном и литературном дискурсе звучали и сочувственные, и враждебные голоса. Тем не менее, если верить Евгению Берштейну, медицинский язык, в рамках которого гомосексуальность рассматривалась как психопатология, в последние предреволюционные годы переживал быстрое превращение в политизированный дискурс: радикальные левые обвиняли правых вырожденцев в том, что те навязывают народу в том числе и эту перверсию. Сегодняшняя культурная война между либералами и консерваторами по поводу прав ЛГБТ имеет, таким образом, столетние корни. После революции 1917 года большевики не выработали никакой четкой и ясной политики по вопросу о гомосексуальности. В 1922 году содомия была декриминализована, отношение к гомосексуалам в интеллигентной среде чаще всего было довольно гуманным; того же взгляда придерживалась и верхушка медицинского сообщества. Международное левое движение приветствовало такой подход, рассматривая его как знак свершившейся в СССР сексуальной революции. Тем не менее московская сексология по-прежнему подходила к предмету с некоторой осторожностью. Советские психиатры редко ссылались на классовые различия, но тем не менее склонялись к тому, чтобы считать гомосексуальность преимущественно буржуазной или аристократической аномалией; подразумевалось, что она отомрет вместе с этими классами.

Об отношении советского психоанализа к гомосексуальности известно очень мало, однако очевидно, что и в этой области были сильны мифы о «невинной» и «примитивной» России. В «Эросе невозможного» Эткинд рассказывает, как преподносил в своем анализе насильственные гомосексуальные импульсы Сергей Панкеев, знаменитый пациент Фрейда из Одессы, и как сам Фрейд, работая над монографией о Панкееве, «человеке-волке», обнаружил в русской сексуальной экзотике полезный инструмент для объяснения бессознательного. «Русский элемент» привлекал Фрейда своей убедительностью: у «примитивных» русских «универсальные механизмы бессознательного» располагались, как он полагал, ближе к поверхности. С точки зрения Фрейда, неправдоподобная история о том, как Панкеев будучи ребенком наблюдал за совокуплением родителей, можно списать либо на распутство, присущее экзотизированному Другому (то есть России, если история действительно имела место), либо счесть фабрикацией бессознательного, которое у русского человека «доступнее» и «примитивнее», чем у «цивилизованных» обитателей Западной Европы. Как сухо отмечает Эткинд, «экзотика требовалась тогда, когда развитие идеи грозило выйти за пределы правдоподобия». То есть в ключевой точке эволюции фрейдовских идей о сексуальности мы обнаруживаем миф о русском примитивизме – этот миф разделяли не только российские элиты, с ним заигрывал и создатель европейского психоанализа. Но как эта «примитивная» Россия осуществила переход к «традиционному сексу», характерному для современного российского дискурса?

Традиционный секс и подавление возвращенного

Политические выгоды нищеты

И хотя все знают, что за последние 20 лет никакого реального улучшения в жизни граждан не произошло, сам призыв обычно не ставится под сомнение. Ведь причины его невыполнения так очевидны: неизлечимые язвы и хвори плановой экономики, низкая квалификация хозяйственных руководителей, непомерные расходы на оборону, гигантское разрастание партийно-бюрократической машины. Поэтому принято считать, что хоть в этом лозунге пропаганда не лжет. Что власть и хотела бы поднять жизненный уровень, да просто не знает, как это сделать.

Удобная бедность и опасное процветание

Конечно, и в коммунистическом мире существуют градации. Отвращение к рыночной экономике не всюду реализуется в полном уничтожении ее.

Попробуем представить себе, что и в Советском Союзе партократия созрела бы настолько, что смогла бы преодолеть свою иррациональную ненависть к экономической независимости граждан и расширила бы сферу действия рынка. К чему бы это привело?

Да, производительность труда во многих сферах народного хозяйства немедленно возросла бы. Стало бы легче с продуктами, одеждой, жильем, обслуживанием. Возрожденный нэп открыл бы огромные запасы трудовой, деловой и умственной энергии народа, не имеющей выхода при нынешних формах организации экономики. Но очень сомнительно, чтобы эти перемены привели к упрочению власти партократии.

Ведь человек устроен так, что он не может перестать желать улучшения своего положения. До тех пор, пока жизнь его заполнена стоянием в бесконечных очередях, беготней по магазинам, починками и ремонтом низкосортных товаров, поисками нескольких дополнительных метров жилплощади, он просто не имеет сил думать о чем-то другом. Но снимите с него эти повседневные мучительные заботы — и он захочет большего. Он начнет замечать свое социальное и политическое бесправие, начнет тяготиться своим положением государственного крепостного. А отсюда уже один шаг до созревания оппозиции, то есть до появления угрозы бесконтрольному господству КПСС.

Низкий уровень благосостояния позволяет легко манипулировать трудовыми ресурсами. Вводя дополнительную оплату для отдаленных районов, можно перебрасывать огромные армии рабочих на строительство ракетных баз, укреплений, нефте- и газодобывающих скважин, золотоносных приисков, гидроэлектростанций, стратегических железных дорог. Платя выпускнику военного училища в два раза больше, чем молодому инженеру, можно без труда комплектовать офицерские кадры 10-миллионной армии. Но попробуйте улучшить условия жизни людей, и они начнут больше дорожить покоем, здоровьем, комфортом. Их станет труднее срывать с насиженных мест и посылать в необжитую глухомань «на укрепление оборонной мощи государства».

Материальное неравенство, существующее в стране между партийной верхушкой и массой населения, тщательно и успешно скрывается. Неравенство, определяемое разницей снабжения различных городов и районов (первая, вторая, третья категории), тоже не режет людям глаз, пока им разрешается приезжать в крупные центры и охотиться там за товарами, которые в провинциальные магазины даже не завозят. Но в случае расширения рыночной сферы неравенство начнет проявляться в гораздо более резких и наглядных формах. Какие-то районы, предприятия, организации, отдельные производители начнут богатеть быстрее других, и это безусловно приведет к резкому обострению социальной и национальной розни, к открытым проявлениям ненависти и вражды, к вспышкам насилия. Удерживать порядок в обществе станет неизмеримо труднее, центробежные силы, раздирающие советскую империю, обретут в материальном неравенстве новый источник энергии. И снова монополия политической власти окажется под угрозой.

Наконец, всеобщая бедность предельно упрощает проблему обеспечения преданности самого партаппарата. При постоянной нехватке самых элементарных продуктов и услуг — любого партийного функционера можно осчастливить пропуском в закрытую столовую, отдельной квартирой, телефоном, спецполиклиникой, поездкой за границу. Уменьшение дефицита товаров и услуг приведет к огромному удорожанию партийно-бюрократической машины или к небывалому расцвету взяточничества и коррупции. Так было во времена нэпа, так происходит и сейчас в республиках Кавказа и Средней Азии, где рыночные отношения в своем искаженном, подпольном варианте распространены шире, чем в других частях государства. (В Азербайджане и Грузии в 60-е годы покупка постов и услуг чиновников зашли так далеко, что пришлось обновлять весь партаппарат, начиная с первых секретарей, заменять их чинами местного КГБ.)

Пожалуй, было бы психологическим упрощением считать, что Политбюро, объявляя очередную кампанию по повышению производительности труда и улучшению благосостояния народа, сознательно и коварно лицемерит. Нет, оно ведет себя при этом, как изголодавшаяся акула, которая сожралавсю рыбу в лагуне и решила подкормиться сухопутной дичью, но при первой же попытке выползти на берег почувствовала, что эта добыча — не для нее.

Политические выгоды нищеты

Аборты в России

Искусственное прерывание беременности известно с древности.

«Умышленно погубившая зачатый во утробе плод подлежит осуждению смертоубийства... Дающие врачевство для извержения зачатого в утробе суть убийцы, равно и приемлющие детоубийственные отравы», – сказано во 2-м и 8-м правилах Василия Великого, включенных в Книгу правил Православной Церкви и подтвержденных 91 правилом VI Вселенского Собора: «Жен, дающих врачевства, производящие недоношение плода во чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы».

Этим принципам следовало и европейское законодательство.

В книге Чезаре Беккариа  «О преступлении и наказании» ((1764 г.) указывается, что надо учитывать тяжелое положение, в котором находится женщина, решающаяся на аборт.

Во время Французской революции позиция по отношению к женщине, производившей себе аборт, смягчилась.

Соборное уложение (1649 г.; глава 22., Ст. 26):

«А будет которая жена учнет жити блудно и скверно, и в блуде приживет с кем детей, и тех детей сама, или иной кто по ея велению погубит, а сыщется про то допряма, и таких беззаконных жен, и кто по ея велению детей ея погубит, казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися».

Свод законов Российской империи (т. 15. Уложение о наказаниях, Ст. 1462):

«Сама беременная женщина, которая по собственному произволу или по согласию с другим, умышленно произведет изгнание плода своего, подвергается лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и заключению в тюрьме на время от четырех до пяти лет».

С началом XX века в начали говорить об изменении законодательства об абортах. Решениями XI Пироговского съезда (1910), Съезда акушеров-гинекологов (1911), XII Пироговского съезда (1913), Съезда русской группы Международного союза криминалистов (1914) было рекомендовано исключить наказание женщин вообще, а наказывать только врачей, выполняющих аборт по корыстным соображениям (здесь и далее в этом разделе мы будем пользоваться материалами Википедии и дополнительно указываемых источников).

18 ноября 1920 года Наркомздрав и Наркомюст издали совместное постановление «Об охране здоровья женщины», где провозглашались бесплатность и свободный характер абортов. Согласно официальной советской статистике, легализация значительно уменьшила смертность женщин от аборта: с 4 % до 0,28 %. Советская Россия стала первой страной узаконившей искусственные добровольные аборты (обзор ситуации в различных странах см. в статье И.И. Белобородова «Аборты в России: история, последствия, альтернативы»).

27 июня 1936 года постановлением ЦИК и СНК «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах» аборты были фактически запрещены. Аборт допускался в только в специальных случаях.

«В то время как все буржуазные страны мира не знают, куда девать своих людей, где найти им работу, чем их накормить, нам людей не хватает. Нам так много надо сделать! …Нам нужны все новые и новые борцы — строители этой жизни. Нам нужны люди. Аборт, уничтожение зарождающейся жизни, недопустим в нашем государстве строящегося социализма. Аборт — это злое наследие того порядка, когда человек жил узко-личными интересами, а не жизнью коллектива… В нашей жизни не может быть разрыва между личным и общественным. У нас даже такие, казалось бы, интимные вопросы, как семья, как рождение детей, из личных становятся общественными. Советская женщина уравнена в правах с мужчиной. Для нее открыты двери во все отрасли труда. Но наша советская женщина не освобождена от той великой и почетной обязанности, которой наделила ее природа: она мать, она родит. И это, бесспорно, дело большой общественной значимости», — писал Арон Сольц (цитируем по статье В.И. Сакевич «Что было после запрета аборта в 1936 году», ее материалы использованы и ниже).

Аборты в России

Медицина и Власть

В Европе и в России, начиная с эпохи Просвещения, профессия врача традиционно не позволяла ее представителям оставаться в стороне от социальных проблем. Врачи, по роду своих занятий лучше других осведомленные о слабостях и дефектах общественного мироустpойства, неизменно оказывались вовлечены в движения за разнообразные реформы (и порою сами же их инспирировали). Например, два столетия назад английские психиатры выступили в поддержку не только реформы психиатрической помощи, но и тюремной реформы. Они же участвовали в кампании по защите аборигенов. Можно привести множество подобных примеров. В России степень участия врачей в общественной жизни была не ниже, чем в Европе. Достаточно упомянуть создание общественной медицины — коллективного детища представителей этой профессии всех рангов, от именитых профессоров, возглавляющих университетские кафедры, до простых земских докторов. (Не говоря уже о Пироговском обществе, являвшем собой весьма влиятельную политическую силу.) Так что в 1917 году большевикам досталось в наследство великолепно организованное профессиональное сообщество с его бесценным бaгажoм научных знаний и практических навыков, с присущими ему менталитетом, уровнем образования, культурными запросами и выработанными на протяжении предшествующего века непоколебимыми этическими правилами.

Дореволюционные врачи обладали уникальным набором свойств: интеллигентностью, не допускающей никакого насилия над личностью или грубого на нее давления, и в то же время прекрасным знанием жизни со всеми ее социальными язвами; практичностью, трезвым рационализмом и лишенным какого-либо пафоса повседневным героизмом, который как бы входил в состав профессиональных качеств и даже не обсуждался — старорежимный доктор со своим чемоданчиком шел на зов больного в любое время суток и в любую погоду, добровольно ехал в холерную губернию ухаживать за заразными больными, воспринимал как должное профессиональные риски. Октябрьский переворот мало что изменил в привычках этих людей, врачи продолжали принимать больных вне зависимости от их политических взглядов, больше интересуясь телесным здоровьем своих пациентов, чем их убеждениями. Для всей этой гвардии старых профессионалов — от медицинских светил до последнего уездного фельдшера — болезни были реальнее свершившегося переворота. Это вовсе не значит, что врачи никак не отреагировали на захват большевиками власти — Пироговское общество даже составило «Обращение» к Учредительному собранию. Но, оказывая посильное сопротивление новым порядкам (окончательно, видимо, иссякшее после 1922 года), врачи не прекращали заниматься своим непосредственным делом, то есть не прекращали лечить.

Иначе говоря, медицину первых постреволюционных лет «советской» назвать можно очень условно, в действительности она таковой еще не успела стать. Это касалось не только менталитета, но и институциональных форм: до конца 20-х годов все еще сохранялись частные лечебницы — в Петербурге, например, насчитывалось 22 частных лечебных заведения различных профилей, в Москве их, правда, было меньше (среди них — знаменитая лечебница для душевнобольных доктора Ф.А. Усольцева, где лежал в свое время Врубель, и неврологическая клиника проф. В.К. Рота в Благовещенском переулке, дом 6, где любили лeчиться от нервных расстройств партийные работники).

В 20-е годы болезнь не считалась постыдным фактом. Физический и даже умственный дефект еще не стал, как позже, скрываемым от глаз пороком. В 1920 году, например, в Москве проводился съезд, посвященный детской дефективности (возможно ли такое помыслить в расцвет сталинской эпохи?). Увечья, контузии, ранения после всех войн представлялись чем-то вроде звезды за храбрость, являлись знаками отличия. Физическая ущербность не вызывала отторжения, скорее даже повышала социальный статус. Известный пролетарский писатель вряд ли смог бы жить на Капри как европейский вельможа, не будь у него слабых легких. Среди партийной верхушки, прошедшей огонь и воду, болезнь, видимо, считалась признаком революционнного горения, испепеляющего тело человека, и никак не могла помешать революционной карьере. Так, Юрию Ларину совершенно не мешал оставаться публичным политиком и любимцем партии его прогрессирующий паралич. Партийный функционер В. Менжинский был болен настолько, что не мог принимать своих подчиненных иначе, как лежа, однако и ему это не мешало сохранять кабинет в Кремле.

Это было время, когда даже вожди не прятали своих болезней, как повелось позднее. Статистику заболеваемости не только не пытались утаивать, но всеми силами стремились выявить и взять на учет все явные и скрытые недуги общества. Для этого проводились специальные анкетирования различных групп населения, обследования и диспансеризации в школах и высших учебных заведениях, а при больницах открывались новейшие лечебно-диагностические кабинеты. Результаты всех этих обследований незамедлительно предавались гласности и выносились на общественное обсуждение.

Медицина и власть

Алкогольный психоз у больного, не страдающего зависимостью от алкоголя

С 2000 по 2001 г., не имея возможности устроиться на работу из-за судимостей, занимался рэкетом — путем угроз заставлял должников возвращать деньги его заказчикам. При выполнении одного из заказов был задержан и сильно избит сотрудниками ОМОНа, после чего на голове и лице остались глубокие шрамы. Сознание не терял, тошноту и головокружение не испытывал. Обратился в травмпункт, где были наложены швы. Вскоре после этого инцидента был вновь осужден, за то, что в состоянии алкогольного опьянения украл у друга из квартиры телевизор. Наказание отбывал в колонии строгого режима, но был условно-досрочно освобожден за примерное поведение в 2005г.

На протяжении четырех лет работал автослесарем, по пятницам с напарником выпивали на двоих 0,5 л водки, чтобы «расслабиться» после окончания рабочей недели. Иногда встречался с бывшими сокамерниками, по 2-3 дня выпивал с ними, отмечая их освобождение.

В 2009 г. стал работать монтажником пластиковых окон. Работал практически без выходных, однако продолжал выпивать один раз в неделю с напарником на двоих 0,5 л водки. Примерно в это же время впервые после смерти жены в 2007 г. стал сожительствовать с другой женщиной. Полгода назад был уволен с работы в связи с закрытием фирмы, в дальнейшем нигде не работал, перебивался случайными заработками.

После увольнения стал ежедневно выпивать по 0,5 л водки. Промежутков трезвости не было. В состоянии опьянения был спокоен, выпивал только в компании знакомых, по возвращении домой ужинал и ложился спать. Проявления похмельного синдрома отсутствовали. Постепенно суточная доза водки повысилась до 2 л. Самостоятельно прервал алкоголизацию неделю назад. Спустя 4 дня стал подозрительным, считал, что незнакомые люди на улице хотят причинить ему зло, возможно, даже убить. Казалось, что прохожие с неодобрением смотрят на него, оборачиваются при его появлении на улице. Почти не выходил из дома, слышал из окна пятого этажа, как пенсионеры, сидевшие на лавке у подъезда, неодобрительно обсуждали его, «распускали сплетни» о нем. Слышал с улицы мужские и женские голоса, они ругали его и угрожали. Говорили, что он спился, «опустился», стал ходить грязный и неряшливый и его надо убить, так как «такой человек не должен жить на свете». Кроме того, стал слышать, как люди с улицы комментируют его действия: «Смотрите, на кухню пошел», «Он на диван лег», «Чай себе заваривает». Услышал, как ему пытаются выломать дверь. Подбежал к двери, обнаружил, что она погнута, но тех, кто мог бы это сделать, так и не увидел. Со слов родственников, в это время метался по квартире, постоянно выбегал в общий коридор и к подъезду, приговаривая, что ему грозит опасность.

27.06.2011 г. сестрой и женой был вызван нарколог, который однократно произвел инъекции аминазина, трифтазина, пирогенала, феназепама, мексидола, пикамилона, милдроната. Был также назначен трехкратный прием галоперидола, сонапакса, карбамазепина, клофелина и фенибута. На фоне проводимой терапии больной спал около двух дней, однако после пробуждения все же сохранялась тревожность, постоянно порывался починить «выломанную дверь». По совету знакомой обратился за помощью в Московский НИИ психиатрии и был госпитализирован.

Алкогольный психоз у больного, не страдающего зависимостью от алкоголя

Социальный антилифт

Раньше, в республиканской Франции, где динамичное развитие обеспечивалось правильной работой социального лифта, взгляд рядового француза был устремлен вверх. Этот направленный вверх взгляд носил парадоксальный характер: с одной стороны, он был двигателем социального прогресса, с другой — источником обиды и раздражения. Человек мечтал вырваться из тисков своего социального статуса и в то же время страдал от того, что живет в худших условиях по сравнению с другими, стоящими выше на общественной лестнице. Таким образом, социальный динамизм сочетался с переживанием несправедливости. При этом носитель такого взгляда был вполне способен сочувствовать недовольству тех, кто находился в более трудном положении, чем он сам. Людей объединяла солидарность перед лицом различных форм социальной несправедливости.

Сегодня простым человеком управляет скорее чувство самозащиты, чем желание улучшить свое положение. Он испытывает не столько стремление пробиться в высшие слои общества, сколько отталкивание от слоев низших.

 Я боюсь худшего — что придется переезжать на другую квартиру, жить в одной из многоэтажек, среди всех этих неведомо откуда приехавших людей, добрая половина которых сидит без работы. Среди подростков, которые целыми днями шатаются по улицам, а то и дома не ночуют. Вот это было бы настоящим падением. С таким ударом трудно будет справиться.

 Мой шурин три года нигде не работает. С утра до вечера сидит без дела. Уже и перестал искать место. Когда я вижу его, меня берет страх. Нельзя так опускаться, твержу я себе все время, нельзя позволять себе скользить по наклонной.

Общество рассматривается респондентами как совокупность страт: чем ниже страта, тем хуже условия жизни. При таком взгляде чувство несправедливости ассоциируется не столько с высшими, сколько с низшими стратами. Человек рассуждает так: тем, кто находится ниже меня, всегда больше помогают, с ними более деликатно обходятся, их трудности принимают ближе к сердцу.

 Скверно устроена вся эта система: иногда выгоднее вообще ничего не делать, чем ишачить на работе. Вот я прикинул: когда я нашел место на полставки, после всех вычетов получилось, что заработок у меня меньше пособия по безработице. Сам-то я все равно предпочитаю работать, но есть и такие, кто не прочь этой системой пользоваться. Это несправедливо по отношению к тем, кто вкалывает». «Есть совсем бесстыжие: хотят из всего выжать по максимуму, пользуются тем, что действительно нуждаются, и под этим предлогом получают субсидии, пособия и все такое прочее — все, что только могут сцапать. Эти люди никогда не работали, да и не хотят искать работу, они бы от этого только проиграли. Не нравится мне это: мы из кожи вон лезем, а получаем меньше, чем бездельники. И чем дольше они бездельничают, тем охотнее им помогают.

Это осознание несправедливости способствует росту ксенофобских настроений.

 Я не расист, но посмотрим правде в лицо: пользу из нашей системы извлекают одни и те же люди. Меня от этого просто тошнит. Надоело, в конце концов.

 Я не голосовал за Ле Пена, я голосовал за Жоспена, но не знаю, что со всем этим делать. А что-то делать нужно, так дальше продолжаться не может. Если потребуется, то я, пожалуй, и за Ле Пена проголосую.

Чувство несправедливости, которое питает ксенофобию и служит росту числа голосов, отдаваемых на выборах крайне правым, многогранно. В его основе могут лежать три соображения: «мигрантам» (подразумеваются как граждане Франции иноземного происхождения, так и собственно иммигранты) помогают больше, чем нам; они злоупотребляют нашей системой, хотят пользоваться правами, но не хотят иметь обязанностей; они не интегрируются в наше общество, потому что сами этого не желают.

Итак, хотя истоком ксенофобских настроений служат не расистские предрассудки как таковые, осознание несправедливости, постепенно овладевающее простыми людьми, создает благоприятную почву для деятельности заведомых и откровенных расистов.

Социальный антилифт

Школа подготовки жён в нацистской Германии

В 1937 году нацисты открыли «Школы подготовки жён». Через них должны были проходить девушки, выходящие замуж за членов СС и функционеров НСДАП. В школах их учили домоводству, уходу за детьми и сельскому хозяйству. Жена – это был идеал женщины для нацистов, женщинам запрещали учиться в вузах и работать в офисах и на производстве.

В начале августа в Берлине в архивах были найдены инструкции по ведению учебы в нацистских «школах жён». Эти документы дали повод для разговоров в Первом мире о ещё одной родовой черте нацизма – кроме антисемитизма и антикоммунизма ею была и антифеминизм.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в 1936 году подписал указ о создании специального курса обучения для девушек, желающих стать жёнами нацистов. «Школы невест», где девушки проходили курс молодой жены, возглавляла Гертруда Шольц-Клинк — глава Национал-социалистической женской организации (на пике, в 1943 году, в этой организации состояли 7 млн. немок).

В эти учебные заведения зачислялись те, кто намеревался связать себя узами брака с членами СС и освобождёнными работниками национал-социалистической партии Германии. В 1939 году этот список расширили – в него вошли такие потенциальные мужья, как офицеры.

Первая школа была открыта на острове Шваненвердер на озере Ваннзее под Берлином (вблизи вилл Геббельса и Альберта Шпеера). До 1944 года в Германии в общей сложности появилось 32 таких школы.

В школу принимали только ариек (иногда делалось исключение для немок с не более, чем 1/8 еврейской крови). У них не должно было быть физических увечий и психических заболеваний (в школу не принимались также те, у кого один из родителей страдал шизофренией).

В школах невесты проходили 6-недельный курс (с 1939 года – двухмесячный), в течение которого обучались не только домоводству, но и основам генетики и учения о расах, а также политологии и истории. Обязательны были 2 урока физкультуры каждый день. Также обязательным элементом учёбы стало сельское хозяйство – только этот труд признавался достойным немецкой женщины (об этом чуть ниже).

Кроме того, невестам преподавали риторику, светские манеры и уход за детьми. В конце курса, при условии усвоения всех знаний, выдавались сертификаты, дающие право выйти замуж за «образцовых немцев». Бракосочетание такие выпускницы совершали по неоязыческим обрядам.

Обучение в таких школах было платным – 135 рейхсмарок (400 английских фунтов, или примерно 20 тысяч рублей по нынешнему курсу). Но эти деньги вскоре «отбивались»: при браке выпускнице такой школы с «истинным арийцем» государство выдавало им беспроцентную субсидию в 1000 марок на 5 лет (150 тысяч рублей), и при рождении каждого ребёнка из этой суммы прощалось 250 марок.

Основой воспитания немецкой жены тогда были «три известных К»: kinder, küche и kirche (дети, кухня и церковь). И это не художественное преувеличение – именно таким виделся идеал женской деятельности у нацистов. Точнее – у немцев, ведь идеологическая основа что «школ для жён», что роли женщины в обществе была придумана еще до прихода Гитлера к власти. В 1917 году в Штутгарте была открыта первая «Школа матерей», где на фоне тягот Первой мировой женщин централизованно обучали преданности семье, государству и домоводству.

Нацистский режим был весьма заинтересован в увеличении населения. А отсюда следовало, что наёмная работа и обучение в вузах были препятствием для исполнения главной функции женщины.

Если трудящаяся женщина вступала в брак и добровольно оставляла работу, ей выдавалась беспроцентная ссуда в 600 марок. С 1934 года началось активное поощрение рождаемостивводятся детские и семейные пособия (до 30 марок на одного ребёнка, чуть более 4200 рублей), медицинская помощь многодетным семьям оказывается по льготным расценкам. Были открыты специальные школы, где беременных женщин готовили к будущему материнству. Пропаганда не уставала превозносить достоинство и честь матери, а те женщины, которые имели 8 детей, награждались Золотым материнским крестом (дополнительно им полагалось пособие в 500 марок в месяц – около 70 тысяч рублей). Германия стала единственной крупной европейской страной, в которой рождаемость росла очень высокими темпами. Если в 1934 году появилось на свет чуть более 1 млн. младенцев, то в 1939 году — уже около 1,5 млн. детей.

Поощрялось и занятие женщинами политикой. В 1941 году число женщин среди членов НСДАП составляло 16,5% (это почти в 2 раза больше, чем состояло женщина в ВКП(б) в СССР).

Школа подготовки жён в нацистской Германии

История повторяется

Никогда раньше мы не влияли на окружающую среду так сильно, что теперь теряем верхний слой почвы и влажные тропические леса планеты. Наша деятельность так стремительно меняет климат, что многие из самых знающих ученых в мире опасаются за будущее человечества. Никогда прежде мы не стирали с лица земли такое количество видов растений и животных, как сейчас. Мы не внедряли в таком количестве генетически модифицированные виды растений, не зная, какие будут последствия. Все эти изменения во многом зависят от того, чем мы питаемся.

По мере того как миллиарды людей в развивающихся странах становятся богаче и перенимают западный тип питания и жизни, проблемы, порожденные излишествами в питании, становятся с каждым годом все более актуальными. В 1997 г. генеральный директор Всемирной организации здравоохранения Хироси Накадзима предсказал бум хронических болезней в развивающихся странах, определив это как «кризис болезней в мировом масштабе».

Мы, неуклюже действуя на протяжении последних 2500 лет, создали колосса на глиняных ногах, которого теперь называем современным обществом. Но теперь у нас точно не будет еще 2500 лет, чтобы вспомнить уроки Платона, Пифагора, Сенеки и Mесилвена; у нас не будет даже 250 лет. Необходимость быстро действовать дает большие возможности, и это наполняет мое сердце надеждой. Люди начинают чувствовать неизбежность перемен, подвергают сомнению некоторые современные принципы, касающиеся питания и здоровья, прислушиваются к выводам ученых и постепенно меняют жизнь к лучшему.

Раньше не было такого количества эмпирических исследований, подтверждающих пользу диеты, основанной на употреблении цельных растительных продуктов. Сейчас мы можем получить изображение артерий в сердце, а затем убедительно продемонстрировать, как это сделали Дин Орниш и Колдуэлл Эссельстин-мл., что питание цельными растительными продуктами излечивает сердечно-сосудистые заболевания. Теперь у нас есть знания, чтобы понять, как это работает. Животные белки даже в большей степени, чем насыщенные жиры и пищевой холестерин, повышают уровень холестерина в крови у подопытных животных, отдельных людей и целых народов. Сравнения между разными странами показывают, что население, питающееся традиционной растительной пищей, гораздо реже страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями, а исследования жителей одной страны показывают, что у тех, кто ест больше цельных растительных продуктов, не только ниже уровень холестерина в крови, но и реже возникают сердечнососудистые заболевания. Теперь у нас есть широкий спектр убедительных доказательств того, что питание цельными растительными продуктами наиболее благоприятно для сердца.

Никогда прежде мы так глубоко не понимали, как питание влияет на рак на клеточном уровне, а также на уровень популяции. Опубликованные данные показывают, что животные белки стимулируют рост опухолей. Потребление животных белков повышает уровень гормона IGF-1 — фактор риска развития рака, а питание с высоким содержанием казеина (основного белка коровьего молока) способствует улучшению проникновения канцерогенов в клетки. В свою очередь, это позволяет более опасным канцерогенам прикрепляться к ДНК, что приводит к увеличению числа мутагенных реакций, вызывающих рост раковых клеток, и обусловливает ускоренный рост опухоли после ее образования. Научные данные свидетельствуют о том, что диета, основанная на потреблении животных продуктов, увеличивает выработку женских половых гормонов в течение всей жизни, что может привести к раку молочной железы. Теперь мы владеем множеством веских аргументов в пользу того, что питание цельными растительными продуктами может предотвратить и излечить рак.

В прошлом у нас не было технологий для измерения биомаркеров, сигнализирующих о наличии сахарного диабета, а также доказательств того, что уровень сахара, холестерина и инсулина в крови понижается при потреблении цельных растительных продуктов в большей степени, чем при любой другой терапии. Проведенные исследования показывают, что больные сахарным диабетом второго типа, потребляя цельные растительные продукты, могут излечиться и прекратить прием лекарств. Множество международных исследований показывает, что сахарный диабет первого типа, тяжелое аутоиммунное заболевание, связан с потреблением коровьего молока и преждевременным прекращением грудного вскармливания. Теперь мы знаем, что аутоиммунная система может атаковать наш собственный организм посредством молекулярной мимикрии, вызванной потреблением животных белков, которые проникают в наш кровоток. У нас также имеются убедительные доказательства корреляции между возникновением рассеянного склероза и потреблением продуктов животного происхождения, а особенно молочных продуктов. Интервенционные исследования показали, что правильное питание может замедлить и, возможно, даже прекратить развитие рассеянного склероза. Теперь в нашем распоряжении данные, убедительно доказывающие, что питание цельными растительными продуктами способствует предотвращению и лечению сахарного диабета и аутоиммунных заболеваний.

Никогда раньше у нас не было стольких подтверждений того, что питание с повышенным содержанием животного белка может губительно отразиться на наших почках. Мочекаменная болезнь возникает из-за того, что потребление животного белка способствует накоплению чрезмерного количества кальция и оксалатов в почках. Сегодня мы знаем, что катаракту и возрастную макулодистрофию можно предотвратить с помощью продуктов, содержащих большое количество антиоксидантов. Кроме того, исследования показали, что возникновение когнитивной дисфункции, сосудистой деменции, вызванной микроинсультами, и болезни Альцгеймера связано с пищей, которую мы едим. Исследования свидетельствуют о том, что риск переломов тазобедренных суставов и развития остеопороза усугубляется при потреблении пищи с высоким содержанием продуктов животного происхождения. Животные белки вызывают вымывание кальция из костей, создавая кислую среду в крови. Теперь мы располагаем надежными доказательствами того, что питание цельными растительными продуктами наиболее полезно для наших почек, костей, глаз и мозга.

История повторяется

Из России средний класс хочет валить из-за дороговизны жизни

Политические соображения занимают последнее место в списке факторов отъезда из России.

Неоправданная дороговизна жизни – эту причину отметили 67%, желающих уехать на ПМЖ;

низкое качество медицинских услуг – 53%;

повсеместная коррупция среди чиновников – 49%;

высокий уровень преступности – 48%;

наплыв мигрантов – 41%;

плачевное состояние системы образования – 39%.

В самом конце причин отъезда (14 место) значится «сложившийся в России авторитарный режим» – 15%, на 16 месте с 9% – отсутствие политической свободы.

Главный источник угрозы благополучию опрошенных – само нынешнее государство, не ориентированное на формирование современных институтов и условий защиты нормальной частной жизни человека.

Заявленное в ходе опроса желание покинуть Россию совсем не означает, что оно будет когда-либо осуществлено. «60% заявивших о подобном желании ничего не делали в этом плане, ограничиваясь мечтательными переживаниями», – отмечают социологи.

В заключение они приводят оценку этой российской проблемы болгарским политологом Крастевым:

«Уход особенно привлекателен для российского среднего класса, представители которого стали потребителями, но вместе с тем критически оценивают эффективность коллективных действий. Появление в России среднего класса, настроенного на отъезд из страны – это один из важнейших факторов выживания режима.

Как ни парадоксально, открытие границ и предоставление гражданам жить и работать за рубежом привели к исчезновению запроса на политические реформы в России. Те, кто более других недоволен низким качеством государственного управления – это те самые люди, которые проявляют наибольшую готовность уехать из России и имеют для этого возможность.

Им легче покинуть страну, чем её реформировать. Основная причина, почему россияне не испытывают желания протестовать  – это не страх. Дело в другом: люди, которые в наибольшей степени заинтересованы в переменах, или уже покинули Россию, или сделают это в ближайшем будущем, а то и просто могут перебраться в виртуальную реальность интернета (россияне в среднем в 2 раза больше времени проводят в соцсетях, чем жители западных стран).

Из России средний класс хочет валить из-за дороговизны жизни

1 2 3 9