Культура, ностальгия, интеллигенция: польский опыт

Скромное обаяние дефицита

В Польше, как и в остальных странах социалистического блока, стремительно развивается индустрия ностальгии. Оформление кафе и ресторанов в стиле советского ретро, молодежная мода посещать сохранившиеся еще с тех времен клубы и танцевать там вместе с более старшими завсегдатаями под шлягеры польской эстрады, перепевки старых песен, сиквелы сериалов и фильмов… список можно продолжить. Быт и культура той эпохи превращаются в рыночный продукт, лишенный идеологического заряда. Идет процесс, который, говоря о русской культуре, Марк Липовецкий назвал «трансформацией соцреалистических моделей и мифов в идеологически нейтральные, однако чрезвычайно популярные формы постсоветской массовой культуры». Предметы социалистического прошлого становятся востребованным товаром в капиталистическом настоящем.

Польский Интернет, подобно русскому, забит ностальгическими сайтами вроде «born in USSR/PRL», поколенческими манифестами нынешних 30–40-летних, воспевающими социалистическое детство как венец подлинности и счастья, а также виртуальными сообществами тех, кто родился до 1989 года. Умиление почти нищим дворовым детством 1970–1980-х и начала 1990-х годов перерастает в более масштабные культурные проекты, которые объединяют антипотребительский пафос, тоска по коллективизму (на местном уровне – соседскому, районному) и попытка создать некое возрастное сообщество путем апелляции к коллективной памяти поколения.

В 2014 году вышли две книги, представляющие собой сентиментальное путешествие в идиллию социалистического детства и отрочества: это «Особые приметы» Паулины Вильк и «Мне 30 лет. Тетрадь для упражнений» Наталии Саевич. 34-летняя Вильк описывает судьбы своего поколения, родившегося в начале 1980-х годов, вошедшего во взрослую жизнь уже после трансформации 1990-х и успевшего разочароваться в прелестях капитализма. Однако это не просто описание, а моральный суд над недавним прошлым. Переход от веселого, благородно–нищего, справедливого социалистического рая к капиталистическому изобилию изображен как процесс потери невинности («мы вдруг стали тем, что наши родители могут нам купить»), трансфер из мира вечных идеалов и мечты в мир быстро обесценивающихся предметов. Здесь явно слышен отзвук сюжета о грехопадении и изгнании из рая, только змеем-искусителем тут оказывается капитализм. Дети, обитатели социалистического Эдема, где все были равны («нам не мешало то, что мы одинаково одеты»), а потому не имели тайн и жили в гармонии друг с другом и окружающим миром, увидели, что не все яблоки одинаковы, а потому обнаружили, что и они разные (мотив наготы и стыда). Священное тело коллектива распалось. У Вильк все просто, выстроено в образцовые бинарные оппозиции: режим «быть» и режим «иметь» непримиримы, а капитализм ответствен как за нравственное падение целого поколения, так и за распад межчеловеческих и общественных связей:

«Удивительно, как много мы давали друг другу, когда у нас почти ничего не было».

«Раньше во дворе действовал кодекс чести, и было невыгодно вести себя эгоистично».

«Мы скорее поедем на такси в супермаркет, чем постучимся к соседу с просьбой одолжить стакан сахара. Сегодня не принято чего-то не иметь, не быть самодостаточным, угроза зависимости от других эффективно устраняется».

Таким образом, переговоры за «круглым столом» 1989 года предстают не столько как исток политической свободы, сколько как первый шаг к порабощению культурой потребления.

Художественный проект «Мне 30 лет» – своеобразная пародия на школьные тетради для упражнений. Наталья Саевич предлагает читателю ряд задач «по памяти, самоанализу и не/логическому мышлению», возвращающих его в мир детства поздней ПНР и Польши начала трансформации. Однако этот остроумный игровой проект также имеет аксиологическую подоплеку: упражнения задуманы так, чтобы подтолкнуть к сравнению между скудным прошлым и обеспеченным настоящим – естественно, в пользу прошлого.

В обоих произведениях дефицит, ненавистный поколению родителей молодых авторов, предстает как полезный и экзотический опыт, способный вернуть вкус к жизни и заставить восстановить соседские связи. Чтобы почувствовать, что такое неустроенность быта, и (как это ни парадоксально звучит) организовать себе товарный дефицит, столичному среднему классу приходится прилагать специальные усилия. В 2012 году журналисты-супруги Изабелла Мейза и Витольд Шабловский выпустили книгу «Наша маленькая ПНР. Полгода в двухкомнатной квартире с химзавивкой, усами и фиатом 126-р». Это репортаж об эксперименте, в ходе которого авторы восстановили бытовую обстановку 1981 года и в течение шести месяцев вместе с ребенком жили, пользуясь исключительно теми вещами, которые были доступны «простому» гражданину ПНР. И, хотя они оценивают повседневную жизнь в социалистической Польше как сложную, необустроенную и нередко абсурдную, их вывод звучит совершенно иначе:

«Только переехав в ПНР, мы поняли, как нас утомил капитализм: кризис, неустойчивый курс франка, доллара и евро, кредит, который мы будем выплачивать до выхода на пенсию».

Таким образом, социализм, из которого польское общество так старалось вырваться, предстает как безопасное убежище, где можно укрыться от неустойчивости современного капиталистического мира. Нельзя не заметить, что все вышеописанные проекты появились вскоре после начала экономического кризиса и вписываются в общеевропейские эконостальгические тренды вроде slow life, выражающие тоску по утраченному природному состоянию человечества.

На этом фоне интересно смотрится разработанная и изданная в 2011 году Институтом национальной памяти историческая настольная игра «Очередь». Благодаря ей игроки имеют возможность убедиться, каких стратегических и логистических способностей требовали банальные покупки и как эти способности все равно не гарантировали успеха. Игра, по всей вероятности, была задумана как антиностальгический проект, обнажающий хитрость, обман и корысть как норму человеческих отношений в условиях выживания в скудной и непредсказуемой действительности ПНР, – то есть должна была продемонстрировать, что жизнь в социалистической Польше была устроена абсолютно не так, как это видится молодым антикапиталистам. И, хотя в руководстве к игре президент Института национальной памяти призывает «на минуту задуматься о судьбе тех людей, которые не могли вырваться из мира абсурда и жили в нем долгие годы», игра обладает мощным ностальгическим зарядом, поскольку пробуждает тоску по главным польским добродетелям тех времен: практичности, сметливости и умению обустроить свой быт в любых, даже в самых не подходящих для этого, обстоятельствах.

Катажина Сыска, «Культура, ностальгия, интеллигенция: польский опыт»