«Кодекс пощечины» может многое рассказать об обществе, в котором практикуется, — не в последнюю очередь ввиду чрезвычайной многозначности этого акта. Вписанная в коммуникативный кодекс, пощечина представляет собой прежде всего реакцию на оскорбление. Как правило, она знаменует завершение коммуникации, «опрокидывая» иерархию (по крайней мере моральную). Поскольку пощечина унизительна, к ней прибегали, чтобы спровоцировать дуэль. Таким образом, она может быть как выражением чувств, так и следствием холодного расчета.
Традиционно пощечина направлена «сверху вниз» — эта традиция как раз и нарушается обычно с целью «опрокинуть» иерархию. В отличие от покушения на жизнь пощечина носит символический характер делегитимации, обличения.
Шпайткамп предпринимает краткий экскурс в историю телесных наказаний и отмечает еще несколько исторических функций «ограниченного насилия»: пощечина могла быть частью наказания или воспитательного процесса, а также символическим наказанием, направленным на демонстрацию разницы статусов. В сословном обществе она была формой выражения меж- и внутрисословной иерархии, однако сохранила эту свою функцию и в гражданском обществе. Так, в Третьем рейхе можно было безнаказанно бить по лицу евреев — и как раз с целью продемонстрировать, кто причастен к «народной общности», а кто нет.
В акте пощечины сливаются представления о насилии и чести, присущие западной христианской культуре. Призывом из Нагорной проповеди: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» ознаменовался коренной слом парадигмы, означавший конец господства кровной мести по принципу «око за око и зуб за зуб». Однако пощечина осталась частью социальной практики. Помимо «опрокидывания» иерархии она могла использоваться для урегулирования или, напротив, эскалации конфликта. В начале Нового времени повседневные стычки часто переходили в словесные перепалки, кульминацией которых становилась пощечина. Следующим шагом было либо судебное разбирательство, либо дуэль. В истории немецкого права XVII века немало примеров, когда давшего пощечину обязывали выплатить компенсацию. В нацистской Германии не редкостью были процессы, на которых получивший пощечину нацист стремился представить «обидчика» критиком режима, нанесшим в лице «жертвы» оскорбление всей партии.
Особого внимания пощечина заслуживает в контексте педагогики. С момента возникновения гражданского общества в XVIII веке не прекращаются споры о допустимости применения силы по отношению к детям. То, как эти споры решаются, красноречиво говорит о взаимоотношениях поколений и понимании детства. Важно отметить различие между пощечиной и телесным наказанием. Так, педагоги XIX века, прежде всего Песталоцци, видели в пощечине выражение особого заботливого внимания к ребенку, а не унижение.
Педагогические реформы начала XX века были направлены против тезиса о необходимости насилия. Однако еще и в 1970-е годы у пощечины находились защитники: пощечина, полагали они, освобождает ребенка от психического бремени вины. Хотя официально «педагогическая» пощечина была запрещена в Германии в 1998 году, в целом ее нередко считают нормальным явлением, люди склонны закрывать глаза на ее унизительный аспект.
В немецкоязычной художественной литературе пощечина изображается как символ и инструмент сохранения или отмены социальных различий. Вплоть до окончания Первой мировой войны соответствующий литературный мотив связан, как правило, с темой войны и понятием национальной чести (К. Т. Шульц, В. фон Шрамм, Р. Блюмнер), впоследствии — с социальной иерархией и социальным унижением (Э. Кестнер, М. Вальзер).
В ФРГ пощечина стала символом сопротивления, оружием безоружных. Теперь она все чаще отвешивается «снизу вверх», стремится унизить власть имущих. Таким образом, еще один из возможных смыслов пощечины — выражение идеалов свободы и человечности. В этом качестве, считает Шпайткамп, она вполне допустима в либеральном и демократическом обществе. Чрезвычайно показателен в этом плане случай 1968 года, когда Беата Кларсфельд дала пощечину федеральному канцлеру Георгу Кизингеру. По словам Кларсфельд, она хотела тем самым обратить внимание общественности на тот факт, что у власти остаются те же люди, что и при национал-социализме. Публично унизив Кизингера, Кларсфельд предприняла попытку «опрокинуть» власть, с помощью физического унижения хотя бы на краткое время свести публичное тело к приватному.
Пощечина представляет собой вневременную и, очевидно, также транскультурную практику. Любая пощечина — многозначный символический коммуникативный акт: она может быть воспитательной, карательной, но также и «делом чести». Ее устойчивая связь со статусом сохраняется и сегодня.