Беда украинской политики Америки

Несмотря на противодействие России и возможное обострение разворачивающейся в восточной части страны гражданской войны, избранный президент Украины Петро Порошенко подписал соглашение об Ассоциации с ЕС . На подписании Порошенко опроверг утверждение, что договор представляет собой просто соглашение о свободе торговли, отметив, что «…внешняя агрессия, с которой столкнулась Украина – ещеё одна существенная причина для такого значительного шага».

В самом деле, изначальные возражения России против соглашения ещё на старте украинского кризиса в ноябре 2013 года, состояли в том, что договор был намного шире простого соглашения о свободе торговли, и что поскольку от Украины требовалось принять большое количество законодательных актов ЕС, то соглашение было не только экономически исключающим в отношении России, но Протоколы Соглашения по внешней политике и безопасности означали вызов безопасности в традиционной сфере влияния России. Стоит отметить, что в отличие от Соглашения с ЕС, столь высмеиваемый Евразийский Союз – который историк из Йеля Тимоти Снайдер, превратившийся в про-майдановский рупор, назвал мрачным идеологическим замыслом, разработанным Владимиром Путиным и ожесточённым русским националистом Александром Дугиным – не имеет протоколов, требующих либо координации внешней политики, либо общего документа.

Американские политические деятели должны (хотя, конечно же, они этого не сделают) принять и подписание Соглашения, и скопление в выходные тысяч прозападных протестующих на Майдане, призывающих закончить прекращение огня на востоке, как сигнал того, что им надо отойти в сторону и сказать Украине (с которой у них нет никаких культурных, исторических, демографических, экономических и религиозных общих интересов, как и интересов национальной безопасности) и Европе (с которой у них много общего), что Украина и ЕС могут продолжать слияние – но делать это им придется без нашей помощи, риторической или какой иной. Теперь уже должно стать очевидным, что наша твёрдая про-Майдановская позиция привела США к двум взаимосвязанным неудачам.

Первая неудача касается будущего ЕС. Проект ЕС нам, американцам, следовало бы приветствовать. Интеграция европейского сверхгосударства, при подъёме Китая и вероятности появления нестабильной России – в долгосрочных интересах Соединенных Штатов. Экономически жизнеспособное общее европейское пространство, с полумиллиардом жителей, в настоящее время составляет крупнейший рынок товаров и услуг, с тесными связями с США, нам, конечно же, стоит приветствовать. Принятие Украины (или любого из пяти других государств – Грузии, Белоруссии, Молдовы, Армении, Азербайджана – которые составляют Проект Восточного Партнерства ЕС) сразу после еврокризиса рисует намерение Евросоюза расширяться за счет их экономического динамизма и культурного единства.

У меня нет сомнений, что недавние жалобы министра иностранных дел Польши Радека Сикорского о том, что альянс с США «бесполезен» вызваны его отчаянием от того, что США не выделяют большее количество людей и средств на продвижение его любимого проекта, вышеупомянутого Восточного партнерства. Сикорски обладает многими достойными восхищения качествами, в том числе и желанием действовать, как основной сторонник ЕС, как он сделал в сентябре в своей речи во Дворце Бленхейм. Но его, возможно, полностью понимаемая русофобия заставила его действовать вопреки благополучию ЕС, не говоря уж о его долголетии.

По словам Майкла Бирнбаума из Вашингтон Пост, европейские и украинские «руководители надеются повторить модель Польши и Балтийских государств бывшего Восточного Блока, которые уже стали членами ЕС и чьи экономики существенно выросли за 23 года, прошедшие после развала Советского Союза». Возможно, этим руководителям стоило обратить особое внимание на бессмертное предостережение А.Э. Хаусмана, что «надежда смертным лжет, и большинство ей верит, но никогда обманщица мною не владела», ведь их надежды совершенно нереалистичны.

Начнём с того, что весьма впечатляющие экономические показатели Польши за прошедшие несколько лет можно скорее отнести на счёт того, что поляки сохранили суверенный контроль над монетарной политикой, поддержав злотый, чем на счёт членства в ЕС. Они смогли выдержать финансовый кризис и кризис безработицы Великой Рецессии, поскольку смогли позволить обесценивание своей валюты, таким образом поддержав экспортеров страны. Во-вторых, идея о том, что «если Польша может, то и Украина сможет» для меня кажется иллюзорной. Разве есть какие-либо причины полагать, что для украинских товаров в Европе найдется рынок? Неужели «Шоколадный Король»-президент испытывает иллюзии по поводу того, что Рошен будет хоть в каком-то смысле конкурентом для Нестле, Кэдбери или Юниливер? Вплоть до середины 2013 года Россия была рынком сбыта для 40% продукции Рошен. Но во время жесточайшего экономического кризиса на Украине Порошенко предпочитает порвать торговые связи с Россией ради присоединения к блоку, который не испытывает никакого аппетита к продукции его страны. Таков, помимо влияния бедственных мер аскетизма МВФ на тонущие экономики, рецепт утечки капиталов, стагнации и длительной безработицы.

Ещё одна проблема, которую представляет для ЕС предлагаемое вступление Украины – это лишь поможет усилить антиевропейские партии, подобные Партии Независимости Великобритании или Национального Фронта Марин Ле Пен. Общий рынок означает свободное передвижение товаров и работников, а это значит, что Европе стоит ожидать, что сотни тысяч западных украинцев направятся на относительно более процветающий Запад, что в свою очередь продолжит питать анти-иммиграционную реакцию, уже существующую во Франции, Британии, Дании и других государствах.

Решающая сложность с Соглашением об Ассоциации с ЕС в том, что ошибочно основное допущение — что в двадцать первом веке экономика главенствует над политикой. Такое мышление — назовем его версией Демократической Теории Домино полагает, что поскольку Украина и другие бывшие советские государства интегрируют свои экономики в более крупный европейский рынок, то они примут и европейские политические и культурные нормы. Такое изменение, в свою очередь, повлияет на внутриполитическое развитие России, и она тоже (каким-то образом) по их примеру будет вестернизироваться. Это, само собой разумеется, замечательно глупый взгляд на мир,. Но всё же, чем дольше американские политические деятели держаться за подобное допущение, тем больше они будут ставить в рискованное положение долговременную жизнеспособность ЕС.

Вторая стратегическая неудача, с которой теперь столкнулись США благодаря украинскому кризису, касается России. В 1978 году политолог Университета Колумбии Роберт Джервис ввел в международные отношения концепцию «Дилеммы безопасности». Теория гласит, что когда государство предпринимает меры по усилению безопасности, эти меры неизбежно будут рассматриваться другими государствами не как защитные, а как атакующие, и эти другие государства тогда предпримут меры усиления собственной безопасности, и они тоже будут считаться атакующими, а не защитными, и так далее. Из-за особых протоколов по безопасности и внешней политике, включённых в Соглашение об Ассоциации ЕС-Украина, и поскольку членство в НАТО обычно следует за членством в ЕС, это соглашение обострит «Дилемму безопасности» в отношениях России, Украины и НАТО. Итак, можно ожидать, что Россия ответит различными способами, и некоторые из них мы уже увидели в преддверии подписания Соглашения - Россия еще больше сблизится с Китаем ; Россия станет дестабилизировать восточную и южную Украину; Россия увеличит военные и оборонные расходы; Россия, вероятно, станет усиливать ОДКБ и, вероятно, попытается добавить политические аспекты и аспекты безопасности в Евразийский Союз.

Второе непреднамеренное следствие нашего вовлечения на Украине – появление российского гипернационализма. По-видимому, немного внимания уделяется влиянию, которое наше содействие антироссийскому режиму в Киеве, оказало на политический ландшафт в России; русские теперь больше, чем в любой другой момент прошедшей четверти века, находятся под влиянием одного человека. По данным весьма уважаемого Левада-Центра, уровень одобрение Владимира Путина достигает 80%. Хотя уважаемые аналитики вроде Лилии Шевцовой из Фонда Карнеги, по-видимому, считают такой уровень поддержки неподтверждённым, цифры указывают на новый и тревожный признак – относительно прозаичный российский национализм находится в процессе перерождения в российский гипер-национализм. Если это так, то более вероятна становится война в восточной-центральной Европе, поскольку, как отметил Джон Дж. Мершеймер из Университета Чикаго, «гипернационализм… есть вера в то, что другие нации не только хуже, но и опаснее, и с ними надо действовать жестко, если не жестоко… (он) создает мощные стимулы использовать силу для уничтожения угрозы».

Итак, украинская политика президента Обамы, которая, к сожалению, по-видимому, направлена на

а) намеренное провоцирование или умаление России и

б) неумышленно ослабляет долговременную жизнеспособность ЕС, в результате привела к усилению влияния нашего главного геополитического соперника – Китая.

Нам следует поменять курс. Критики, без сомнения, закричат: «Мы не можем бросить Украину!» Что они упускают, так это то, что Украина никогда не была – и никогда не будет – нашей ставкой. Мы хранители и стражи нашей национальной безопасности, и, да, нашей сферы влияния – но Украина никогда не была и никогда не будет её частью.

Беда украинской политики Америки