Доверие и террор: в поисках научного подхода к кадрам

Получить работу в Кремле: в поисках надежного советского «я»

Несмотря на всю причудливость подобных разоблачений, официальная реакция на них помогала выработать новые подходы и к проблеме советских кадров, и к восстановлению политического доверия к режиму. Еще до завершения «кремлевского дела» Ежов распорядился, чтобы его подчиненные срочно занялись подбором нового квалифицированного персонала для библиотеки Кремля, за благонадежность которого они могли бы персонально поручиться. Объявление об открытии новых вакансий, сделанное в разгар громкого скандала, иллюстрирует главный парадокс Большого террора: репрессии могли обосновываться вымышленными заговорами, но эти вымыслы влекли за собой весьма реальные, хотя и не всегда эффективные, усилия по разрешению проблем, которые возникали в их связи. Доверие, таким образом, выступало чрезвычайно важной категорией для многих исторических акторов, несмотря даже на то, что его понимание формировалось в кризисной ситуации.

Что касается кремлевской библиотеки, где хранились иностранные журналы и прочая запрещенная литература, то лица, ответственные за набор новых сотрудников, скоро заявили о намерении покончить с «порочным кругом» тел и текстов. Для этого им нужно было, во-первых, нанять кандидатов с образцовыми морально-политическими качествами и, во-вторых, наложить новые ограничения на деятельность этого учреждения. В прошлом за «расхлябанностью» библиотечного персонала скрывалось беспечное отношение к информации: согласно выводам контрольных органов, до их ареста в 1935 году сотрудницы библиотеки не соблюдали государственного законодательства о цензуре и выдавали своим патронам издания без проверки права на их получение. По словам проверявшего их чиновника, они действовали так, будто работали в обычной публичной библиотеке, и даже не вели должного учета выдачи запрещенных изданий.

Более того, ведомство Ежова преисполнилось решимости искоренить в подборе кадров личные предпочтения, внедрив формализованные процедуры, в соответствие с которыми кандидата можно было принять на должность только на основании реальных заслуг и только после самой тщательной проверки. Чиновники начали просматривать личные дела коммунисток, обучавшихся в Московском библиотечном институте или работавших в городских и пригородных библиотеках. Затем общий массив личных дел был подвергнут селекции на основе автобиографических данных: классового происхождения, опыта работы, возраста, наличия судимости или дисциплинарных проступков. В результате был составлен перечень из тридцати кандидатур. Каждая из отобранных прошла собеседование с двумя членами ведомства Ежова, после чего в списке остались одиннадцать человек. На финальной стадии комитет попросил первичные партийные ячейки, где работали претендентки, подтвердить их рекомендации; одновременно секретному подразделению НКВД было поручено тайно проверить каждую соискательницу. Итогом двух параллельно идущих процессов стало составление на каждую фигуру двух официальных справок: «официальной», подготовленной низовыми партийными чиновниками, и «секретной», составленной спецслужбами исходя из показаний соседей, знакомых, коллег.

В результате лишь четыре женщины были признаны подходящими для занятия вакансий. Забавно, однако, что, несмотря на новые процедуры отбора, личные связи по-прежнему играли важную роль. Главным библиотекарем стала супруга видного члена Комиссии партийного контроля: в ее рекомендации, поступившей непосредственно к Ежову, говорилось, что она является женой «одного из наших». Кроме того, ее деверь работал советским послом в Китае. В пользу этой соискательницы также сработал и тот факт, что она не изъявляла особого желания работать в области библиотечного дела.

В ее подчинении оказалась довольно пестрая компания. Заместителем директора стала 36-летняя женщина из крестьянской семьи, вступившая в партию в 1925 году. Согласно партийной рекомендации, она не блистала выдающимися карьерными достижениями: свой трудовой путь она начала в 19 лет учительницей в сельской школе, и все последующие должности, которые она занимала до приглашения на кремлевскую вакансию, были такими же скромными. В официальной справке отмечалось, что товарищ Голованова является скромным, сдержанным и добросовестным человеком. Составители секретной справки отзывались о ней более критично, указывая на недостаточную квалифицированность, медлительность и пассивность. Тем не менее, добавляют чекисты, как будто желая восстановить нарушенное равновесие качеств, по характеру она очень сдержанна. По-видимому, когда выбор делался в ее пользу, эта оценка оказалась решающей.

Две другие сотрудницы, как представляется, так же были выбраны за отличавшую их сдержанность и скупость на слова. Первой стала 35-летняя коммунистка, трудившаяся на швейной фабрике в Москве и осваивавшая библиотечное дело на вечерних курсах. В секретной справке излагались некоторые факты ее личной жизни, например, что ее муж – алкоголик, но, как с одобрением отмечали составители, не буйный. В справке также говорилось, что эта женщина не слишком квалифицированна, но искренне стремится к знаниям. По характеру она проста и вполне открыта, продолжали чекисты, но соседи по квартире считают ее замкнутой и не склонной излишне сближаться с людьми ни дома, ни на работе. Она никогда не обсуждала своих домашних дел с посторонними и не жаловалась на пьянство мужа. Эти качества выгодно отличали ее от другой претендентки, вошедшей в финальный список, но так и не получившей работы. Речь идет о 32-летней разведенной женщине, состоявшей в партии с 1932 года. Хотя все отмечали ее энергичность, энтузиазм, обаяние, надежность и аккуратность, причем как в профессии, так и в политике, она получила отвод из-за ее прежней связи с директором фабрики, которого отправили в Сибирь, но с которым она продолжала поддерживать контакт. Контролеры также отмечали – и последующие читатели справки подчеркнули эти слова карандашом, – что претендентка легко поддается сторонним влияниям и иногда любит посплетничать. Иначе говоря, именно замкнутость стала для партийного начальства более ценным качеством, чем умение общаться и налаживать контакты.

Последней из принятых в кремлевскую библиотеку стала 30-летняя незамужняя женщина, вышедшая из рабочей семьи и вступившая в партию в 1932 году. Ее биографию отличало наличие множества политически активных родственников. Профессиональные навыки у нее почти отсутствовали, поскольку в январе 1935 года она только начала четвертый семестр обучения на вечернем отделении Московского библиотечного института. Согласно секретной справке, соискательница вела обычную и ничем не примечательную жизнь, но составителям это и показалось положительным качеством, особенно в сочетании с политической устойчивостью, ответственностью и благонадежностью.

Доверие и террор: в поисках научного подхода к кадрам