В малонаселенной Пруссии было совершенно невозможно, опираясь на собственные человеческие ресурсы, реализовать тщеславный проект Фридриха Вильгельма по увеличению армии и не нанести при этом тяжелый ущерб экономике. Более двадцати процентов его солдат, то есть десять тысяч человек, и так были иностранными наемниками, людьми, поступившими на службу в прусскую армию за «хандгельд». Но в 1715 г. король решил, с учетом внутренних трудностей, расширить вербовку солдат за границей и увеличить численность наемников-иностранцев.
Идея эта не была столь необычной, как это может показаться в наши дни. Под «иностранцами» тогда подразумевались прежде всего немцы не из Пруссии, то есть люди, говорившие на немецком языке. Но в «Священной Римской империи германской нации» действовал древний закон, по которому курфюрстам — и соответственно прусскому королю — разрешалось вербовать людей из многочисленных имперских (то есть суверенных) городов и городков, где всегда хватало безработных и искателей приключений, охотно соглашавшихся за деньги послужить в чужой армии. В следующие двенадцать лет Фридрих Вильгельм использовал это право самым активным образом. В 1728 г. «закон о вербовке иностранцев» начал применяться в других немецких землях (то есть вне свободных имперских городов) и даже за пределами империи. Более тысячи агентов — преимущественно офицеры с темным прошлым, но нередко и евреи, специализировавшиеся в этом новом роде деятельности, — постоянно разъезжали по Германии и другим странам Европы, вплоть до России, Польши, Далмации и Ирландии, дабы доставить прусскому королю новых рекрутов. В первое время удавалось завербовать примерно тысячу иностранных рекрутов в год, но с 1720 г. число новых наемников снизилось до пятисот человек. К 1720 г. Фридрих Вильгельм увеличил свою армию вдвое, доведя ее численность до 55 000 человек, тридцать процентов из них были родом не из Пруссии. Поразительное для своего времени достижение — с учетом того, что подобный результат был получен благодаря собственным финансовым ресурсам (не было взято ни гроша иностранных займов). Несомненно, причиной страсти Фридриха Вильгельма к армии был трезвый расчет, правильно понятые интересы страны: в глазах крупных держав — Франции, Австрии, Англии — теперь Пруссия была достаточно сильна, и никому бы и в голову не пришло нарушить ее государственные границы.
К сожалению, со временем его любовь к армии выродилась в забаву, можно даже сказать — в нездоровое обожание солдат, «возлюбленных детей», доходившее порой до своего рода навязчивого состояния. Страсть его была направлена прежде всего на тех, кого он называл «верзилами», — на высоких, статных молодых людей ростом по крайней мере 1,72 метра. Пристрастие короля к определенному росту довольно насмешливо было подмечено еще в его отроческие годы, когда он муштровал в Вустерхаузене свою «кадетскую роту».
Несомненно, в основе королевского сумасбродства лежали чисто практические соображения. Мушкет того времени был почти вдвое длиннее и тяжелее, чем, к примеру, карабин 98-го калибра, стоявший на вооружении вермахта времен Второй мировой войны. И свободно обращаться с таким мушкетом, заряжать его с помощью шомпола через дуло (казенной части у оружия тогда еще не было) «верзиле» было, конечно, проще, чем низкорослому солдату. Возникновение линейной тактики привело к выводу в наступление длинных рядов мушкетеров и гренадеров с версту ростом. Когда шеренга таких великанов (да еще в высоких блестящих шапках) ощетинивалась гигантскими штыками и тяжелой поступью начинала приближаться к противнику, их вид уже сам по себе мог ввергнуть противника в состояние шока и лишить боеспособности. Наконец, в те времена, когда люди были гораздо ниже, чем сегодня, высокий рост считался убедительным свидетельством крепкого здоровья и воли к жизни. В разъездах по стране Фридрих Вильгельм то и дело встречал маленьких, хилых, золотушных людей, заброшенных Тридцатилетней войной в деревни, подобно обломкам затонувших кораблей. Вот и казались королю его любимые «верзилы» прообразом новой, улучшенной человеческой породы.
Историки оценивают историю с «верзилами» как типичное самодурство прусского короля-солдата. Об этом не может быть и речи. Идеал красоты той эпохи, во всяком случае для военных, во всех странах Европы оставался одним и тем же. В 1727 г. про английский драгунский полк под командованием лорда Стэрса говорили, что в нем нет «ни одного драгуна ниже шести футов», то есть 1,8 метра. Пять лет спустя прославленный «желтый полк» графа Рутовского в Дрездене составляли гвардейские батальоны, где в первом не было ни одного человека ниже 1,77 метра, тогда как рост фланговых доходил до 1,94 метра. Желание Фридриха Вильгельма иметь в своей армии высоких солдат со временем переросло в одержимость, пошедшую на убыль лишь двадцать лет спустя, после того как в 1733 г. был издан прусский Кантональный регламент — мы еще сможем проверить истинность этого суждения.
Но пока вся Европа твердит: прусский король-солдат сходит с ума по высоким парням. И действительно, повсюду — на востоке и на западе, на севере и на юге — можно встретить прусских офицеров-вербовщиков. Они жадно высматривают каждого мало-мальски рослого или хотя бы не слишком маленького юношу, а вскоре уже сидят с ним в городской пивной или тащатся вслед за ним на деревенские танцульки, позванивая серебром и уговаривая поступить на службу в Пруссии. Охоте за рекрутами не мешали и в австрийских землях. Венский двор старался не портить настроение молодому берлинскому монарху; причуды Фридриха Вильгельма шли венской политике на пользу. 27 ноября 1726 г. австрийский особый посланник граф Зекендорф писал из Берлина принцу Евгению: «Всеподданнейше благодарю Его Императорское Величество за милостивое разрешение доставить в Берлин двадцать высоких юношей… Но должен честно сознаться: я обнадежил короля в получении, согласно контракту, 24 новобранцев в подарок от императорского двора». (Недостающая четверка тут же была доставлена.)
Скоро уже все европейские дворы знали: от прусского короля можно получить почти все, стоит только подарить ему красавцев «верзил». За благосклонность прусского монарха таким образом боролись Англия, Франция, Швеция, Дания. Хитрый царь Петр использовал слабость своего прусского друга с огромной выгодой для себя: он пригнал в Пруссию целую толпу гигантов, а за это, в качестве встречного подарка, принял у себя опытных мастеров и ремесленников, заложивших в России основы ее собственной индустрии, в том числе и знаменитый оружейный завод в Туле. Численность русских в потсдамском лейб-гвардейском полку достигла таких размеров, что здесь проводились православные богослужения.
Но оставались и страны, ни в коем случае не собиравшиеся участвовать в прусских вербовочных вакханалиях; прусская «охота на людей» за пределами немецких имперских городов попирала все нормы международного права. По этой причине дело чуть не дошло до войны с Ганновером. Курфюрст Август Саксонский (одновременно король Польши), сам имевший большие милитаристские амбиции, снова и снова отправлял в Берлин грозные ноты по поводу нарушения суверенитета прусскими вербовочными командами. Наконец он приказал арестовать прямо на улице прусского капитана Нацмера, развернувшего вербовочный пункт в Дрездене. Капитан предстал перед судом и был приговорен к смертной казни. Узнав об этом, Фридрих Вильгельм заявил, что прикажет повесить господина фон Зуума, саксонского посла в Берлине. Зуум, отлично знавший берлинского «берсеркера» и понимавший реальность угрозы, скрылся во мраке и тумане, но все же вернулся через пару дней, когда король успокоился. (В свою очередь, Саксония тайно вывезла капитана фон Нацмера в Пруссию.)
И такие инциденты не были редкостью. За «широкой спиной» своего монарха прусские вербовщики ничего не боялись — они считали, что им позволены любые выходки на чужой земле. И уж в совершенной безопасности они себя чувствовали, когда хитростью, а то и силой доставляли в Пруссию особо диковинного «верзилу». Король Англии Георг II, помня, как бивал его в детстве Фридрих Вильгельм, многие годы пытался создать союз Англии, Нидерландов и немецких княжеств для противодействия прусским бесчинствам. Ничего из этого не вышло, но традиционно дружественные со времен Великого курфюрста отношения между голландскими Генеральными штатами и прусским монархом приблизились к опасному кризису: Фридрих Вильгельм просто не был готов дать отбой своим ищейкам и «ловцам человеков». Лейтенант Волльшлегер, дошедший до того, что склонял к дезертирству в Пруссию самых высоких голландских солдат, способных украсить любой фланг, был наконец схвачен и казнен в Амстердаме. Получив известие об этом, Фридрих Вильгельм впал в бешенство. Он приказал арестовать троих голландских офицеров и двадцать солдат, находившихся в тот момент на прусской территории, и доставить их в крепость. Затем он объявил о намерении их повесить. Лишь после долгих колебаний король-солдат все же решился освободить арестованных и принести Голландской республике официальные извинения. Но историю своего унижения он не забыл. Когда голландский посол в Берлине чуть позже попросил отпустить в голландский университет Хайнессиуса — знаменитого ученого в области международного права, ординарного профессора университетов сначала в Галле, а затем во Франкфурте-на-Одере, — он получил ответ Фридриха Вильгельма: «Раз вы не даете мне принимать на службу фланговых, и у меня нет для вас профессоров».
Упрямство короля-солдата в вопросе вербовки солдат за границей, прежде всего в немецких городах и землях, доставило прусской дипломатии много хлопот, но армии оно, несомненно, пошло на пользу. С 1713 по 1738 г. были завербованы примерно восемнадцать тысяч иностранных солдат, то есть прусская армия всегда на одну треть состояла из наемников. Это, естественно, позволяло сберечь и собственные призывные ресурсы. Согласно сохранившимся документам, в эти годы под ружьем никогда не стояло больше двух процентов населения страны — без учета имеющейся великолепной системы службы резервистов.
Военную политику Фридриха Вильгельма можно было бы назвать весьма разумной, даже прогрессивной, если бы не эти игры с «верзилами». По сути, он просто не мог представить, как молодой человек ростом 1,80 метра и выше может быть счастлив где бы то ни было в мире, кроме Пруссии. «Я единственный, кто знает, что с ними делать», — отвечал он на все обвинения и продолжал считать каждого молодого верзилу, где бы тот ни жил, урожденным прусским подданным и одним из своих «возлюбленных детей».
Самым ярким воплощением королевской слабости стала потсдамская «Великанская гвардия», над которой потешалась вся Европа. В 1714 г. в Потсдаме, своей второй резиденции, Фридрих Вильгельм начал создавать лейб-гвардейский полк, куда направлялись лишь самые высокие рекруты. Вскоре этот полк насчитывал три батальона численностью в 2400 человек. Два из них находились в Потсдаме, а третий, рекрутский батальон, стоял в Бранденбурге-на-Хафеле, где «неучей» муштровали перед отправкой в потсдамские элитные батальоны.
Вот эти 2400 гвардейцев-великанов и были «возлюбленными детьми» короля. Каждый из них был знаком с королем лично, и о каждом король знал все: имя, место рождения, биографию, характерные особенности. Счастливейшие часы жизни короля приходились на раннее утро, когда, умывшись и надев мундир, он выходил на парадную площадь перед потсдамским дворцом, держа в руке палку, и, выпятив все больше круглевший животик, прохаживался перед идеальным строем своих «возлюбленных детей» и разговаривал с ними на простом человеческом языке о простых, будничных вещах (а не о глупостях, столь охотно обсуждаемых штатскими). Круглое лицо Фридриха Вильгельма светилось от радости — он находился в светлом мире, где все ясно и просто.
А гвардейцы, наизусть знавшие все слабости монарха, смотрели сверху вниз на низенького, плотного командира, непринужденно, как он того и хотел, разговаривали с ним, и с самым невинным видом добивались выполнения своих личных просьб. Материальное положение гвардейцев являлось завидным: почти каждый из них наряду с жалованьем получал от короля персональную надбавку, доходившую до тридцати талеров в месяц. Время их службы ограничивалось первой половиной дня. Она заканчивалась, когда колокол на гарнизонной церкви бил двенадцать раз. После этого гвардейцы могли заниматься собственными делами. В Потсдаме находилась масса трактирчиков и пивных, принадлежавших «верзилам» и являвшихся поистине золотым дном. Публика угощалась у этих парней особенно охотно, чтобы передать через них королю письмо с просьбой — таким образом гвардейцы получали солидные побочные доходы. Все вокруг хорошо знали: когда солдат гвардейского полка держит перед Фридрихом Вильгельмом молодецкую выправку и ест его глазами, король приходит в наилучшее настроение. И хитроумные гвардейцы, передавая чужие просьбы полковому командиру, в случае успеха могли заработать кругленькую сумму. Со временем эта практика привела к многочисленным злоупотреблениям, и Фридрих Вильгельм пригрозил карами адвокатам, пытающимся решать дела в обход судебных инстанций, обращаясь к королю через трактирщиков-гвардейцев.
Но расценивать это только как игру в живых «солдатиков» все же нельзя. Фридрих Вильгельм всерьез рассчитывал вывести новую, «идеальную» человеческую породу. Так, он приказывал своим огромным солдатам брать в жены рослых девушек, поскольку был убежден: такие родители будут иметь сильных, хорошо сложенных детей. Когда жена одного «верзилы» в гарнизоне г. Клеве родила необычно крупного ребенка, король пришел в чрезвычайное волнение и тут же повелел немедленно доставить мать и дитя в Потсдам. Ликуя, он начертал на полях приказа: «Да поскорее, пока хорошая погода!»
Историки и собиратели анекдотов испытывают понятное наслаждение, обращаясь к причудам прусского «короля дураков», зачастую забывая, что Фридрих Вильгельм I — не только создатель «Великанской гвардии» в Потсдаме, но и один из величайших военных реформаторов. По сути, он был создателем первой регулярной (то есть существующей и в мирное время) армии и, как мы еще увидим, воинской обязанности — двух социальных изобретений, поставленных на службу современному централизованному государству и не потерявших своего значения и поныне.